— А теперь представьте себе, господа и товарищи, что за Германию учил его любить Ростовцев, действовавший в Аурике под личиной неофашиста.
Надо было положить конец разглагольствованиям Стаса, и я попросила слова. Он тут же подошёл ко мне.
— Я хотела бы прочесть небольшие выдержки из письма одной женщины, занимавшей видное положение при дворе Мендосы и общавшейся с Ростовцевым.
— Прочтите, Мария Александровна.
— Здесь всего страничка: «Дорогая сестра Мария! С великой печалью приняла я весть о безвременной кончине старого моего друга. Бесконечно благодарна Вам за то, что Вы оставили при нём распятие. Только я одна знаю, кем был для меня этот человек. Он вошёл в мою грешную жизнь, словно пришелец из иного мира, более чистого и благородного, чем наш, вошёл и указал мне путь к спасению, к истине. Находясь по долгу службы при дворе нашего тогдашнего правителя, он постоянно пребывал в окружении пошлых и глупых тварей. Ему было невероятно тяжело прятать от них подлинное своё лицо. О таких, как он, говорят: непростительно умён и опасно образован. Только в общении со мной он находил малую радость — возможность хотя бы недолго побыть самим собой, и я счастлива, что смогла стать для него источником этой малой радости. Он не любил меня, ибо поклонялся какому-то своему Богу, который был для него выше земного счастья. Я ревновала его к Святому Духу и говорила ему об этом. Он смеялся и отвечал, что влюблён в мою красоту, а это и есть высшее проявление любви. Не знаю, какие грехи были за ним, но грешны мы все. Пока жива, буду ежечасно молить Господа о опасении его души».
— Да она с ним трахалась! — радостно предположил большеухий элитный студент, сидевший через два кресла от меня.
— Молодой человек, возьмите себя в руки, — ласково посоветовал ему Стас.
Однако публика, разбуженная простым, понятным и любимым словом «трахаться», оживилась, заулыбалась, загалдела.
— Обратите внимание, господа! — продолжал Стас. — Ростовцева защищают одни женщины. Мужчины же от положительных характеристик предпочитают воздерживаться… Какой трогательный человеческий документ вы прочли, Мария Александровна! Но нам хотелось бы знать имя этой особы.
— Она не желает быть узнанной.
— Ну хорошо. А почему эта женщина называет вас сестрой?
— Она монашка.
Я в глубине души сожалела о том, что метала бисер перед свиньями, позабыв о миллионах россиян, застывших в те минуты у телевизоров. И где-то среди них были моя мама с платочком у глаз, мой сын, дочь и внуки дяди Лёши, его одноклассники и сокурсники, его студенты, седые ветераны разведки, защитники расстрелянного парламента, солдаты полковника Муромцева и вся улица Красных зорь в крошечном Зуе.