Взволнованный Андрей робко затряс головой.
– Это значит, Андрюха, это значит… Вот что! Мне необходимо срочно переговорить с маршалом Шапошниковым.
– Куда! Стой! Ты что, ошалел совсем? В 44-й год в гимнастерке с воротничком и шпалами?
– Да помню я, помню! В капсуле у меня мой мундир висит… Тот, что от Виктора остался.
***
Прямо из нашей избушки, по твердо уложенным в память координатам, я сквозанул на заранее подобранную маленькую опушку в чаще леса. Потом вызвал капсулу.
Ровно через час после нашей последней встречи с Шапошниковым я белкой взлетел по лестнице к дверям его квартиры. Открывший мне адъютант маршала был удивлен.
– Вы что-то забыли, майор? Что случилось?
– Да ничего не случилось, товарищ подполковник! Просто маршал попросил меня срочно доставить ему одну газету… Вот эту. – И я помахал перед носом подпола зажатой в кулаке «Красной Звездой». – Срочно!
– Ну, раз так… проходите. Сейчас спрошу маршала…
Он скрылся за дверью, вышел и приглашающе махнул рукой.
Я вошел. Шапошников так и сидел за столом. Работал. Перед ним стояла стопка книг, на столе лежала куча листов бумаги. Он снял пенсне, потер уставшие глаза и требовательно взглянул на меня.
– Что случилось, товарищ майор? Что вы еще придумали, Тур? Я же сказал – никаких приказов в 8-й корпус я писать не буду.
– И не надо, товарищ маршал! 8-й корпус уже выполнил свой самый главный приказ. Вот! – Я положил перед Шапошниковым газету.
– Ну и что это? А-а, «Звездочка»… Ух ты! Сорок первый год… От Советского Информбюро… Вы тут красным поначеркали? Ну, и что все это значит?
Я постарался тщательно подбирать слова.
– На наш взгляд, товарищ маршал, это может означать одно. Коррекция реальности, предпринятая нашей группой 27—28 июня 1941 года под Бродами и Дубно, привела к определенным и фиксированным результатам. – И я весомо прихлопнул газету рукой.
– Да-а? И каким же?
– А вот этого я вам сказать не могу. Не имею данных. В первом приближении ясно одно – советским войскам удалось задержать наступление немцев на Киев еще на одну неделю. Как эта коррекция отзовется впоследствии – не могу знать.
– Вот, значит, как… Еще на неделю… Неделя, да еще в июне-июле 41-го, дорогого стоит, хм-м, да. Вот что, голубчик. Это надо всемерно проверить. Точно, скрупулезно и непредвзято!
– За тем и пришел, товарищ маршал! А как?
– Не знаю… Слишком долго я болел, оторвался от жизни. Да и голова плохо соображать стала.
– А лечение?
– Да-да! Спасибо вам огромное! Улучшение очевидно, но… Сами понимаете – время, время… У вас голова помоложе, голубчик, и взгляд посвежее. Может, что сами предложите, а?