— Меня не волнует мартини, — ответил он.
— О?
Она попыталась высвободиться из его рук.
— Постой, — сказал он.
— В чем дело?
— Я хочу… я хочу поговорить с тобой.
Он все еще держал ее.
— Отпусти меня. Из-за тебя потеряю равновесие.
Хьюз притянул ее, развернув к себе лицом.
— Хьюз.
Она не смотрела ему в глаза.
— Посмотри на меня.
— Что бы ты ни собирался сказать…
— Прости меня, — сказал он.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты понимаешь, о чем я. Прости меня. За все.
— Неважно.
— Не думаю, что это правда.
— Нет, правда.
Они смотрели друг на друга, Хьюз был уверен, что она готова сдаться, впустить его. Он чувствовал, что она на грани. Он ждал, но она продолжала молчать.
Он не мог этого больше выносить.
— Довольно, — сказал он и прижался ртом к ее рту. Ее губы раскрылись навстречу. — Довольно, сейчас, — прошептал он в темноту.
Но так же внезапно, как сдалась, она высвободилась и бросилась прочь по дорожке, ускользая из его объятий, как вода.
На следующее утро Хьюз проснулся с головной болью, но полный решимости. Было еще рано, но Ник уже поднялась. Он снял пижамные штаны, надел халат, вышел наружу и направился к уличному душу.
Ноги скользили по мокрой от росы траве. Воздух стал немного прохладнее. Жара еще не спала, но уже начала ослабевать.
Хьюз повесил халат на деревянную раму и включил воду, позволив ей литься на голову и плечи, пока она не закружилась водоворотом у его ног маленькой приливной лужицей. Он запрокинул голову, отбросил волосы с глаз и посмотрел в небо над собой, бледно-голубое; утреннее солнце еще не наполнило его глубиной. Остро пахло мокрой травой и сырым кирпичом под ногами. Ему было хорошо. И грустно.
Представил Ник, перебегающую дорогу в красном купальнике, — а чем же, собственно, лучше купальный халат? Они вели себя так, будто участок дороги между их домом и лужайкой был их собственностью, хотя тут всегда можно было наткнуться на какого-нибудь Тома, Дика или Гарри, спешащего но своим делам. У Ник хотя бы хватало здравого смысла понимать, что ее появление в дезабилье может кого-то шокировать, пусть самой ей это и безразлично.
Хьюз нашел ее в кухне. Он знал, что хочет сказать, но, увидев его, Ник заговорила первой:
— Прости. Думаю, я слишком много вчера выпила.
Хьюз молчал в замешательстве, и не только потому, что жена нечасто извинялась. Ее слова означали, что тема закрыта. Она сожалеет, это все алкоголь, известно, как оно бывает.
— Это мне следует извиняться, — сказал он. — Я был груб. Я… Не знаю, что на меня нашло. Все казалось… трудно объяснить… совсем другим.