— Ты удивительная, — сказал он как-то, вернувшись домой и обнаружив накрытый стол, с льняной скатертью и серебром, и Ник, отбивающую круглый розовый кусок говядины, который ей удалось задешево купить у мясника.
В другой вечер он коснулся ее колена под столом, после того как она приготовила безукоризненный обед из холодного огуречного супа, бараньих ребрышек с жареным картофелем и плавучего острова на десерт — в честь партнера из юридической фирмы, которого он хотел впечатлить.
— Вам повезло, что ваша жена умеет так готовить, — сказал партнер. — С такой женой мужчина может далеко пойти.
Хьюз танцевал с ней на весеннем балу в Бостоне, прижимаясь, крепко обнимая за талию.
— Я могу опьянеть, просто вдыхая твой аромат, — прошептал он ей на ухо. — Ты пахнешь домом.
Занимаясь с ней любовью, он держал ее лицо в ладонях и смотрел в глаза.
— Скажи мне, что ты счастлива, — попросил он как-то раз. — Я хочу знать, что сделал тебя счастливой.
Так что в мелочах все было идеально. А в промежутках между ними она читала свои книги, слушала свою музыку и строила планы для них обоих. Она думала, что, может быть, когда он почувствует, что все хорошо и спокойно, может быть, тогда он очнется и захочет снова стать свободным — вместе с ней.
Затем случился разговор о ребенке.
— Я не хочу ребенка, Хьюз, — сказала она ему как-то за ужином, над остатками свиных отбивных в перце. — По крайней мере, не сейчас.
— Все хотят детей, — ответил он.
— Ты говоришь ерунду. — Она смахнула перец с белой скатерти и тихо добавила: — К тому же мы не такие, как все.
— Ник, — сказал он. — Я понимаю, ты не так себе все представляла. Да и я не так себе все представлял. Но случилась война.
— Война, война. Меня уже тошнит от нее. — Она поднялась и начала собирать посуду. — Будто войной можно все оправдать.
Хьюз удержал ее за запястье:
— Я серьезно, Ник. Я хочу настоящую семью.
— Что ж, у меня для тебя новости, Хьюз Дерринджер, — ответила Ник, вырвавшись. — Я тоже серьезно.
— Я не хочу, чтобы мы просто проживали жизнь. Впустую. — Он вглядывался в ее лицо. — Как ты этого не понимаешь?
— Не говори со мной как с ребенком.
— Так не веди себя как ребенок.
Его тон из страстного в один миг стал холодным, и молчание — опасное молчание, Ник знала это по опыту — повисло между ними.
— Я не пытаюсь рассердить тебя, — сказал он наконец. — Я хочу жизнь… Может быть, и не такую, как у всех, но без лишних сложностей.
— Ребенок, — пробормотала она, — с ним будет непросто.
— Я хочу создать что-то, что-то хорошее и настоящее.
— У нас уже есть что-то хорошее и настоящее. Как ты этого не понимаешь?