К новым клиентам тут же подскочил проворный молодой парень, обряженный «под рыбака». Гарав всем своим видом дал понять, что полагается на друга и, пока Фередир делал заказ, продолжал осматриваться. Больше картин его поразила люстра, свисавшая с потолка, — она была сделана, при точном рассмотрении, из коричневого панцыря черепахи… но панцырь был размером с комнату!!! Висело это чудо природы на толстенных стальных цепях с блоками — чтобы поднимать-опускать. Хотя… природы ли?
— Э, — Гарав толкнул локтем Фередира, — эта штука сборная, наверное? Из кусков?
— Тишшш… — Фередир огляделся. — Ты что, сам хочешь стать сборным из кусков?! Тут тебе и меч не поможет, если кто из завсегдатаев услышит, что ты обозвал панцырь фаститокалона[32] «штукой»!
— Так он что, настоящий? — продолжал добиваться Гарав, косясь вверх.
— Совершенно, — подтвердил Фередир. — В южных морях водится такая черепаха — фаститокалон. Этого каким-то чудом прикончил… а может, дохлым нашёл, — Фередир хихикнул, — тот, кто таверну построил больше века назад. Вон он.
Гарав проследил направление пальца друга. На очередной картине геройский моряк с развевающейся бородой и свирепо-вдохновенным лицом с борта утлого судёнышка «мочил» гарпуном огромную, но жалкую и испуганную черепаху.
— Надо было назвать заведение «Фаститокалон», — заявил Гарав.
Фередир вздохнул:
— Ну да. Только это слово половина Юга выговорить не может, а дунландцы вообще считают эльфийским проклятьем. И как в такой таверне… эй-я, несут!
Тот же самый слуга ловко разместил на столе перед друзьями вышитое тонкое полотенце в изогнутой медной подставке; две чаши (посеребрённых, между прочим!); кувшин с вином — уже из чистого серебра; пару двузубых вилок — с костяными резными рукояточками; блюдо с нарезанным белым хлебом — тоже посеребрённое; и — в финале, с явной гордостью — два грубых глиняных сосуда (что-то среднее между «горшком» и «горшочком»), с которых неуловимым жестом снял крышки.
Вверх рванул вкусно пахнущий пар…
…Тунца тут делать умели. Гарав ел его впервые в жизни и решил не признаваться, что это, пожалуй, вкуснее речной рыбы. В винном соусе с зеленью, золотистыми картофельными ломтиками и оливками плотно лежали куски нежнейшей рыбы, вкус которой был восхитителен. Какое-то время мальчишки просто ели, сдержанно посапывая и похлюпывая от удовольствия. Наконец Гарав решил сделать перерыв и, отвалившись от горшка, лениво налил себе розоватого вина и спросил — этот вопрос, кстати, занимал его давно:
— Слушай, Федь… А у вас, видимо, вообще нет бедных людей? Ну таких, чтобы нищенствовали или голодали?