Снег таял. Второй день.
Холмик посреди двора уменьшался. Снова стал похож на саван. Снова угадывалась рука Селима, простертая на земле. Белая, одетая в холодную вату.
Люди не то грелись на солнышке, не то смотрели на холм. Ждали будто. А когда вдруг осела белая пелена и глянуло плечо Селима, все ушли в бараки. Ушел и Саид.
Лег. Уткнулся лицом в мятую, пахнущую прелью солому. Задохнулся в ней. Задохнулся — тоской и болью.
И вот тут он решил:
«Ничто не берет Иуду — ни голод, ни тиф, ни случайная пуля немца, что стоит с автоматом на вышке и иногда для порядка щелкает по забору — отгоняет пленных от запретной зоны. Ничего. И он все-таки умрет. Расплатится за все. За Селима».
Именно за Селима. Теперь понял Саид, почему расстрелянный лежит на дворе. Напоминает людям о мщении. Небо взывает к мести.
И за себя. Нет, за тайну, что в нем, в Саиде. За нее. Во имя ее.
Он сам вынес приговор Азизу. Прошептал его. А может, лишь мыслью повторил.
Людей гнали хоронить мертвых. На высотину, в лесок, что за лагерем. Рыть могилы. Саид встал. Пошел. Его задержал старший по блоку:
— Слаб. Не сможешь.
— Смогу.
— Зачем тебе это?
— Я хочу есть. Могильщиков кормят в первую очередь.
Он шел за Азизом. Круглолицый водил наряд к могилам: ему доверили немцы. Комендант доверил. Всего лишь два конвоира сопровождали могильщиков. Тридцать человек и два эсэсманна. Азиз не в счет. Он ответственный. И за живых, и за мертвых.
Лопат было десять. Их несли впереди. На троих одна. Она должна работать без перерыва, люди могут меняться. Не потому, что им положен отдых. Просто у них нет сил.
Когда завизжали ворота, распахиваясь, он улыбнулся, когда взвизгнули сзади, вздрогнул. Воля, мнимая, но воля. Конвоиры — только символ. Вокруг земля раздольная. Насколько хватает глаз — холмы и лес, лес и холмы. Там нет колючей проволоки, нет автоматов — там свобода.
Шагали медленно. Волочили ноги. Далеко впереди — Азиз. Он указывал путь. Знал здесь каждый кустик, каждый холмик. А их набралось немало, этих холмиков. В мороз мертвых бросили в одну яму. Ее не зарывали. Сегодня надо было сбросить оттаявшую землю, иначе трупы начнут разлагаться. Появится еще один большой холм. А рядом — новая могила. Рыть ее будет Азиз. Для Селима. Он еще лежит во дворе.
Первый десяток приступил к работе.
Саид тоже взял лопату, но не смог бросить землю. Увидел внизу — да что там внизу! — у самого края ямы трупы. Занесенные снегом. И не занесенные — снег не шел последние дни. Голые! Кто-то раздевал мертвых. Может быть, перед погребением. Или уже в яме сдирали гимнастерки и шаровары.