Когда показали на закоченевшие трупы — всего три, — бородач недовольно буркнул:
— Только-то…
Он даже не слез с телеги, не счел нужным проявить рвение, скомандовал:
— Ребятки, кто покрепче, а ну наваливай.
Желающих не оказалось: для собственной жизни, для борьбы за нее сберегал каждый остаток сил, о мертвецах пусть уж немцы заботятся.
— Народ пошел хуже скотины, — спокойно, но с укором прохрипел бородач. — Вам же вонять будет…
Слез с телеги. Кнутовищем ткнул в спины лежавших поблизости:
— Давай, давай шевелись!
Человек семь поднялись, тяжело поднялись и так же тяжело вскинули трупы на телегу. Не сразу вскинули. С полчаса повозились. Старик в это время сворачивал козью ножку, а чалая кобыла чесала об оглобли ухо.
Со скрипом повозка повернула назад, к воротам. Вслед старику закричали:
— Хлеб! Когда будет хлеб?
Он не оглянулся. Махнул рукой:
— Это не по моему ведомству.
Хлеб привезли к вечеру. На машине привезли, хотя могли бы донести в руках: всего пять кирпичиков на семьдесят человек. И еще бидон баланды. Горячей. Самое главное — горячей. Разлили кому во что досталось: у кого был солдатский котелок, у кого кружка, у кого ржавая банка из-под консервов. Эта посуда осталась надолго. Почти на весь плен.
Пили обжигаясь, стуча зубами. Пили мутную жижу. Кусочки брюквы выгребали пальцами и как лакомство обсасывали — кто был терпелив. Остальные глотали разом.
Хлеб делил один из пленных: рябой высокий сержант. Разрезал кирпич сначала вдоль, потом поперек на четырнадцать долек. Пока он резал, пять автоматчиков немцев стояли против навеса и настороженно смотрели на пленных, словно боялись, что вдруг голодная ватага кинется на рябого и растерзает буханку. «По автоматчику на кирпичик», — так потом острили люди. Острили, когда согрелись баландой и сжевали хлеб.
Дольки раздавали в строю. Впервые подняли людей и вытянули цепочкой вдоль навеса. Неровной цепочкой: кому нужен был порядок, кому нужна была четкость. Даже немцы и те об этом не беспокоились. Самое важное для них — чтобы никто не получил две дольки хлеба. Люди и дольки совпадали по количеству.
И все же рядовой, что сдался вместе с лейтенантом, круглолицый, скуластый, с усиками, добыл две порции хлеба. Одну съел, вторую припрятал. Не особенно тщательно. Лейтенант увидел. Ничего не сказал. Впрочем, взгляда было достаточно.
Рядовой подмигнул многозначительно:
— Надо начинать новую жизнь.
Подсел поближе, фамильярно толкнул плечом: забыл черт, что рядом лейтенант! Хотя все сейчас были равны. Смешно делить на звания. Толкнул и сказал со вздохом: