Сегодня все обошлось без сложностей. Максим вошел в прохладу квартиры, пожал протянутую ему руку. Такое бывало редко, чтобы незнакомые агенты выражали подобным образом симпатии друг к другу. Тем более, если они не принадлежали к выходцам из одной страны. Коблатти явный итальянец, и этот факт должен налагать определенный отпечаток на его отношения с русским разведчиком. Даже если и не называть таких, как Коблатти, предателями, то они ведь все равно работают против своей страны. И при всех оправдывающих их причинах они, как правило, испытывают чувство неудобства от этого.
Коблатти, кажется, был из ряда исключений. Он смотрел на гостя с симпатией и старался казаться радушным.
— Чем могу быть полезен? — нервно сплетая и расплетая пальцы прижатых к груди рук, осведомился итальянец.
— Вы, кажется, волнуетесь? — подозрительно спросил Максим. — Есть основания?
— Нет, нет! Что вы, все хорошо. Никаких признаков опасности, — постарался говорить уверенно Коблатти. — Это… просто моя особенность.
— Мне нужен итальянский паспорт, с которым я мог бы даже пройти таможенный пост в аэропорту. Кое-какое компактное оборудование видео- и аудионаблюдения. И оружие.
Итальянец как-то вздрогнул при упоминании об оружии, но от комментариев воздержался.
— Пройдите, пожалуйста, вон в ту комнату, — предложил он Алексееву. — Я должен вас сфотографировать. Водительское удостоверение вам нужно?
— Желательно, — кивнул Максим и отправился в указанную комнату. Квартира внутри оказалась большой: пять комнат метров по двадцать каждая. — А что вы так напряглись, когда я упомянул об оружии? Боитесь?
— Н-нет, — замялся Коблатти. — Просто… Просто вы должны понять, что я итальянец. И мне не хотелось бы, чтобы вы стреляли в итальянцев, несмотря на то что я работаю на вас.
— Не волнуйтесь, оно предназначено не для борьбы с вашими спецслужбами, — заверил Максим. — Моя работа — борьба с международным терроризмом.
— Это хорошо, это правильно, — с заметным облегчением сказал Коблатти. — Это общая беда всех наций. Я ведь не предатель своей родины, своего народа, вы должны понять это.
— Меня не интересуют мотивы вашего сотрудничества с нами, — пожал плечами Алексеев, усаживаясь в кресло в полумраке комнаты. Окна почти во всех помещениях были задернуты плотными тяжелыми портьерами.
— Я все же вам расскажу, — с напряжением в голосе проговорил итальянец. — Я старый человек, но я не помню последнюю войну. Я родился уже после того, как дуче повесили вниз головой и как у нас высадились американцы. Но мой отец был антифашистом, я его сын от второй жены, он женился уже потом. Но у меня были братья по отцу, которые войну помнили, и отец умирал очень тяжело от ран, полученных тогда. Я понимаю, что значит, когда к власти приходят люди, считающие себя выше других, считающие себя особенными, облеченными властью свыше. Я работаю с вами по убеждению, хотя и не являюсь коммунистом.