— Та недосуг мне, — отмахивается Марина и тотчас садится и, чтобы замять смущение от своей поспешности, сразу заговорила: — А я-то, дура, не знала, куда одного дядечку поселить. Зажилили, выходит, коечку-то…
— Для тебя и зажилили. Будешь к нам приходить и сидеть на ней. Стульев ведь в твоем отеле нету.
— Тут бы хоть раскладушек-то напастись…
Втроем попиваем чаек, балагурим. Вернее, балагурят они: Смагин, чтобы скоротать время — грубовато и с подтекстом, Марина — на всем серьезе своей непосредственности, прикрытой легким туманцем девичьего лукавства. В ее словах иногда слышался шелест крыльев мотылька, вьющегося вокруг открытого огня, и я чувствую, что я здесь лишний.
— Тебе здесь нравится?
— Очень! Правда, когда я сюда ехала, думала, что на завод устроюсь.
— Вот те раз! Какой же здесь завод? Тут еще далеко до заводов.
— Ну, на какой-нибудь, — настаивает Марина, будто пытается доказать неопределенность своих планов.
— Глупости это — завод. На нем работать там… — Смагин неопределенно махнул рукой. — А откуда приехала?
— С Чернигова.
— Ну, вот. Из Тулы в Магадан — чаю попить.
— Прям…
— Не завод тебе нужен. Не-е-ет. Зачем приехала-то сюда?
— «Зачем-зачем»… Сказала ведь…
— Да чего ты сказала-то? Ничего пока и не сказала. Заводом только посмешила серьезных людей.
— Прям, посмешила. Для кого смех, а для кого…
— Ну-ну, — перебил Смагин. — Какой же грех?
— Та не грех, а слезы.
— Марина! Тебе-то да плакать. Вот еще один завод сочинила. Так что в эти края потянуло?
— Та посмотреть, как люди на краю света живут…
— И всего-то? — снова перебил Смагин.
— Та-а-а, — неопределенно тянет, краснея, Марина. — А то помрешь и не увидишь.
— Ай-я-яй. О смерти уже задумалась.
— Жизнь такая… Мелькнет — и нету.
— Сколько ж тебе?
— Чо — сколько?
— Лет сколько?
— У девушек не спрашивают.
— Глупости. Это лицемеры понавыдумывали разных там условностей. Так сколько?
— Сколько дашь — все мои.
— Года эдак… двадцать… двадцать один…
— Ну уж…
— Девятнадцать?
— Прям… Двадцать три уже дуре.
— Ни завод, ни край света ни при чем. Замуж надо выходить.
— Та ведь не поймешь тут, кто холостяк, кто женатик. На лбу штамп не ставят, — серьезно и печально сетует Марина. — Вас спросить, так все холостяки.
— А ты паспорт смотри.
— Недосуг смотреть-то. Вас ведь вона сколько! Успевай только фамилии записывать.
— Не торопись — подождут.
— Та-а-а… В Чернигове не торопилась, вот и холостая осталась.
— Ну, здесь наверняка, — серьезно говорит Смагин. — Нас, старичков, — он да я. Все остальные — молодежь…
Марина хотела что-то возразить, но из коридора донесся сердитый голос: