Виктор чувствовал себя в привычной обстановке, поэтому никто не обратил на него внимание, несмотря на отсутствие на нем бирки с его именем. Подойдя к стойке дежурного, Виктор спросил, может ли он видеть доктора Накано.
– Только что он был здесь, – ответила бодрая молодая женщина. Она привстала и оперлась на стойку, надеясь увидеть врача. Затем снова села и сняла трубку. Через минуту система пейджеров внесла имя доктора Накано в список тех, кого разыскивали. Их имена доносились из громкоговорителей под потолком.
Пройдясь по отделению, Виктор попытался найти Марка, но лица многих детей были скрыты под масками. Он вернулся назад, как раз когда дежурная повесила трубку. Увидев Виктора, она сообщила, что Накано направляется в отделение.
Через пять минут Виктор был представлен красивому смуглому врачу с явными признаками японского происхождения. Виктор объяснил, что он друг Мюрреев, врач, и что он хочет узнать о состоянии Марка.
– Дело плохо, – прямо сказал Накано. – Ребенок умирает. Мы редко произносим эти слова, но в данном случае болезнь не поддается никакому лечению.
– А вы понимаете, что происходит?
– Мы знаем, что происходит. Но мы не знаем причину этого. Пойдемте, я вам покажу.
Спешащей походкой занятого человека Накано направился к двери. Он остановился перед палатой, отделенной от помещения реанимации.
– Приходится принимать меры предосторожности, – пояснил Накано. – Нет никаких признаков инфекционного происхождения заболевания, но мы решили на всякий случай... – Он дал Виктору халат, шапочку и маску. Через буферное помещение они вошли в маленькую комнатку.
Марк Мюррей лежал на большой больничной кровати с высокими перилами. Его голова была замотана марлей. Накано объяснил, что они сделали декомпрессию и шунтирование, но это не помогло.
– Посмотрите. – Накано протянул Виктору офтальмоскоп.
Нагнувшись над распростертым ребенком, Виктор приподнял веко мальчика и стал вглядываться в застывшие расширенные зрачки. Несмотря на отсутствие опыта в использовании инструмента, он сразу же увидел патологию. Глазной нерв буквально выпирал наружу, как будто что-то выталкивало его изнутри.
Виктор выпрямился.
– Впечатляет? – спросил доктор. Он взял офтальмоскоп и стал сам осматривать ребенка. Выпрямившись, он сказал:
– Огорчает, что состояние постоянно ухудшается. Мозг продолжает распухать. Странно, что он еще не вылезает через уши. Ничего не помогает: ни декомпрессия, ни шунтирование, ни стероиды, ни маннитол. Боюсь, мы уже сдались.
Виктор заметил, что в комнате не было медсестры.
– Кровоизлияние или какие-либо признаки травмы?