Иллюстрированная история эротического искусства. Часть 2 (Фукс) - страница 116
Символическое изображение мужской похотливости. 1890.
Результатом такого положения вещей служат два явления: общий уровень эротического искусства заметно понизился и из эротики в значительной мере устранился элемент карикатуры. Во всяком случае, чистая эротика без примеси сатиры или юмора заняла такое видное место, как никогда еще до сих пор.
В отношении художественного стиля эротическая карикатура пошла, естественно, по тому же пути, который избрало и серьезное искусство: она тоже занималась преимущественно копированием. Серьезное искусство охотнее всего копировало вначале рококо. В отношении преобладания чувственности и развращенности общественная мораль снова приблизилась к старому режиму. Эта эпоха была понятнее других, поэтому-то и искусство ее переносили в современность. С какой рафинированностью производилось это заимствование у рококо, классически доказывает замечание императрицы Евгении, сделанное ею наиболее выдающемуся толкователю рококо Шарлю Шаплену: «Мсье Шаплен, я в восторге, ваши картины не только неприличны, они гораздо больше…» Если официальное искусство и не заходило, может быть, так далеко, как Ланкре и Борель, то все же оно было пропитано модным кокоточным ароматом, на который неудержимо реагировала современная чувственность. Не имея возможности даже определить, в чем именно дело, современный зритель чувствовал, что сейчас все, даже скромное, производит более эротическое впечатление.
То же справедливо и относительно карикатуры, которая в течение некоторого времени также заимствовала внешние формы у рококо. Современный развратник облекался в грациозный костюм либертина XVIII столетия, кокотка превращалась в изящную маркизу. Таким образом, примитивная грубость развращенности подвергалась некоторой идеализации. Примером этого может служить «Partie Contre-Carree» («Противодействующая сторона». — Ред.). От галантной прелюдии влюбленные готовы перейти к более конкретным ласкам. Но в самый решительный момент на сцену выступает прадед, мирно покоившийся в рамках старинного портрета на стене, пока дело не переходило границы дозволенного. Теперь же, возмущенный, он собирается выйти из рамок портрета и грозно предстать перед правнучкой. Но поколение фабричного века не смущается этим. В ответ на угрозу старика художник снабдил его портрет сверху большими рогами: они свидетельствуют о том, что прабабка провинившейся внучки тоже провела весь свой век не только в служении одному Гименею. Такие картины продавались, конечно, открыто. Не менее любопытна в этом отношении и литография «Запретные плоды», исполненная в стиле бидермейер (обывательства.