Предположение, что это было лишь уродливым явлением, вполне естественным перед всяким коренным переворотом, несомненно, ошибочно. «Генрих, епископ базельский (1215–1238), — значится в вышеупомянутом фрагменте „De rebus Alsaticus“, — оставил после своей смерти 20 детей от различных матерей». Епископ льежский, Генрих (1280), уволенный Лионским собором, имел 60 детей. Не менее классическим образцом служит и папский секретарь Поджо, живший с 1380 по 1459 год. Поджо постарался как нельзя лучше воспользоваться половой свободой своего времени и оставил после себя 18 детей, из которых 14 было внебрачных. Записки Поджо представляют такой ценный документ истории нравов, равного которому мы положительно не знаем. Поджо сообщает, что записанное им представляет точное воспроизведение бесед, которые вплоть до смерти Мартина V (1431) велись ежедневно от 4–5 часов дня в одном из дворов папского дворца высшими служителями церкви. Если этим запискам придавать лишь ценность действительно точного воспроизведения образа мыслей высших служителей церкви, то и тогда их значение было бы весьма высоко; на самом же деле записки представляют собой изображение действительной жизни или, по крайней мере, состояние морали того времени.
Титульный лист французского издания «Истории Алоизии Сигеа». Ок. 1790.
Половая свобода этой революционной эпохи была исчерпана до самого дна. Прелюбодеяние было одним из самых повседневных явлений. Поэты и сочинители новелл восхваляли его как нечто прекрасное. Высшей доблестью считалось, если женщине, жаждавшей любви, удавалось разрушить предохранительные меры супруга и наперекор всем опасностям испить опьяняющий нектар физической любви помимо мужа с каким-нибудь смелым любовником, молодым духовником или случайным гостем. Об этом тогдашние поэты говорят с такой наивностью, словно это самая естественная и обыкновеннейшая вещь в мире. Женщины же, довольствующиеся объятиями только одного мужчины, выставляются зачастую глупенькими и простодушными. Относительно Италии нужно заметить, что со дня вступления в брак каждая женщина считалась совершенно доступной. Так как базисом брака в большинстве случаев была чувственность, то отсюда следует само собой, что женщина не только не занимала пассивного положения, но сама по собственной инициативе обсуждала вопрос, не получит ли она большую сумму наслаждений, если возьмет себе одного или нескольких любовников. Это казалось ей тем более естественным, чем больше ее физическую «потребность в любви» удовлетворяла потенция мужа. Тогда опять-таки из чувственного базиса брака вытекало, что неверность есть исключительно вопрос ее хитрости и ловкости и что мораль не играет здесь абсолютно никакой роли. В результате таких моральных представлений только тогда муж мог быть действительно уверен в супружеской верности жены, если самого его природа создала каким-нибудь особенным в деле любви. Только в этом случае он имел основание не опасаться соперников и спокойно заявлять им, что все их усилия тщетны. У Поджо имеется на этот счет чрезвычайно характерная новелла. Но страшно подумать, какое падение общественной нравственности отражается в таких произведениях эротического юмора. С другой стороны, однако, они служат наглядными доказательствами того, что мы в начале этой главы говорили относительно преобладающей тенденции, чувственной силы и что люди того времени были вулканами чувственного пламени, которые следовали только одному закону: велениям своих пламенных желаний.