Он думал, как раньше забирали мужчин в лагерь, так и теперь. А я ему отвечаю:
— За кем она ни пришла, а нам все одно плакать. Тогда он говорит:
— Ну, давайте глядеть, може, это они курей бьют. Може, вышли, в хлеву кабана бьют.
Не-а, и кабан выскочил, и куры ходят. Не, свекра семью убили. И сейчас, как только убили, — идут втроем к нам. Вот же рядом так.
К нам пришли…
Это — как кому жить остаться. Идут, а мы так все руки стали ломать, что уже надо расстаться с этим светом, идут же… Подошли к калитке к нашей и так что-то цоп… Не, не так. Шли они и что-то вернулись на крыльцо.
Може, там еще не убили душу. Мы поняли уже сами после. Они это… Душа одна… Эта девочка, она, видать, как Ожила — приглушили, что ли, — она заплакала. Назад вернулись, и слышу — выстрел получился — они добили эту девочку. И пошли назад. А мы все равно стоим, дожидаемся. И сами растерялись, и не знаем, что делать. Потом идут они назад — прямо к нам в калитку. Идут и стали у калитки. А мы так на них в окно смотрим, а они на нас — и так плачем мы! Потом они что-то… А задний, один, залопотал, по-немецки говорить стал — и пошли назад через улицу. Потому что там крайний остается еще двор. Они пропускают тот двор. Дак они пошли в тот двор, а в том дворе, мы знаем, что никого нема, там уже вышли, утекли с того двора. Дак я говорю… Не-е, он говорит:
— Валечка, — это у нас дочка, — сходи погляди, что там у деда.
Она пошла — она не могла отцу отказать и пошла. Это — когда они уже ушли. Поглядела: а там все убитые, девочка та, видать, хотела в дверь, они ее тут и убили. Как бежит наша Валечка:
— Татка мой! (Лезет через забор и так во!) Папочка мой!..
Показывает нам: утекайте! Вскочила в хату.
— Убили уже всех, папочка, у дедушки. Утекаемте, татка!..
А дед, говорит, лежит около стола, и так через всю комнату кровь течет…
Я в эту руку взяла хлопца, а в эту — девку и пошла. И захожу в соседний двор…
А дети ж уже видели убитых, дак они:
— Мамка наша родная, спаси нашу жизнь, спрячь нас куда-нибудь.
Говорю:
— Детки мои, жито маленькое, ни быльняка нигде нема еще, куда ж я вас, детки, спрячу.
Поздняя ж такая весна была. Оно не выросло еще Нигде ничего. И говорю:
— Я не могу вас, детки, схоронить… Как сумеете, так спрятайтесь.
А жена соседа просится у своего:
— Бежимте! Бежимте! Сенечка, бежимте!..
А он говорит:
— Не, никуда не пойдешь, — и заворачивает ребенка платок вязаный, большой, а нам говорит: — А вы выйдите.
Ну, раз „выйдите“ — може, и нас убили б там вместе с ними — ну, раз „выйдите“ — мы и ушли. За этих за двоих детей — и ушла. Разломала такой высокий частокол перелезла с детьми, через один двор вышла на улицу. Там стоит женщина.