Однако это — что касается «внешних» фактов. О том же, что человек сам пережил, перечувствовал, что он делал и что с ним нелюди вытворяли, об этом вам Тэкля Круглова или Вольга Минич так и такое расскажут, что их воспоминаниями можно уточнять многое. И уже не в масштабах деревни или района, или даже Белоруссии. Целому миру есть что поведать этим женщинам.
Живут среди других сегодняшних людей — также сегодняшние, те, кого мы искали, переезжая из области в область, из района в район, из деревни в деревню… По спискам обкомовским, облисполкомовским, потом — по райкомовским и райисполкомовским, а дальше — по живой цепочке человеческой памяти: назвал человек факт, фамилию, деревню — едем туда, а там — новая цепочка, к другим фактам и людям, которые, может, нигде, ни в каких бумагах и не означены. Цепочка эта ведет ко все новым и новым воспоминаниям, трагедиям, человеческой боли и жестокости нелюдей, сразу перебрасывая тебя, а вместе с тобой и солнце, и улицу с детскими лицами п голосами, и дома, и лес, и дорогу — туда, на три десятилетия назад.
Вот остановился наш «газик» среди песчаной, какой-то чересчур широкой улицы. После пожаров и от послевоенного безлюдья возникала такая «просторная» планировка. Надо начинать разговор с женщинами, что по-воскресному сидят у старых, еще довоенных берез. Тут вот дети вертятся, хоть и не очень много их сегодня в деревнях.
По-разному, в разных условиях, начинаем беседу — сразу с объяснения, кто мы и зачем ездим. — Ой, вспоминать это легко ли?
— Еще один только раз расскажите, — убеждаешь, как извинения просишь, — мы запишем, напечатается это, пусть люди знают…
Однако бывает, что откладываем такой разговор надальше, потому что самим хочется обычной сегодняшней беседы, чтоб и солнце сегодняшнее оставалось, и смех, и голоса детские не исчезали…
Начинаешь с другого, издалека:
— Это — Погулянка? И теперь так деревня ваша называется? Должно быть, веселыми людьми были деды и бабки, что так назвали.
— А почему ж! А мы разве скучные?
Ну, вот, мы неожиданно сами себе усложнили задачу. Теперь попробуй перейти к тому.
— В войну у вас тут…
И женщины, будто и тона не меняя, громко — о том, что «было, а как же, хватило всем!». Но уже несколько лиц как бы отделились от остальных. Это замечаешь сразу. Прежде всего глаза видишь — остановившиеся на чем-то там, в прошлом…
Живет человек, как все, у многих и семьи новые, и детей бывает много, тоже «новых». Нет, не обязательно лица, глаза эти будут печальные или строгие (хоть таких большинство). На некоторых держится какая-то непонятная усмешка, которой сам человек, кажется, и не чувствует. Нет, человек совсем нормальный. Ненормально то, что он знает, что помнит этот человек, что помнят люди из огненных деревень.