— Знаешь что, Манька, — мне это, — дети твои будут там с моими меньшими. — Там у нее хлопец был и девочка та, что чулочек, я говорила, приносила мерить. — Нехай, говорит, они будут там.
— Нехай будут, — говорю я.
Этих детей она забрала к себе, дак они там… Дома они не сгорели, там их после перебили, у сестры…
Ой! Выхожу я во двор из своей хаты. Думаю: выйду я погляжу, что, где, куда люди, что они делают?.. Уже горит! С того конца, оттуда, от болота — все горит! Только та хата, моей сестры, и моя остались целы. Я — иду к сестре. Вижу: идет немец и полицейский. Ко мне идут во двор. Немец впереди, а полицейский сзади идет. А я иду по погоночке[19]. Дак он как встретился, дак мне — с одной и с другой. Дак я под забор — брик и лежу… Они пошли в хату. У нас стоял сруб новый, а хата у меня была из истопочки, времяночка маленькая. Дак мы уже достали лесу тогда, да уже срубили дом новый, накрытый был… Они пошли ту хату палить, а я тогда — в погреб. Такой был погреб выкопан и плашками обставлен. Картошка была, все… А я в ту картошку, к задней стенке, залезла и там сидела. Вот.
Слышу я — выстрел, плач соседки… Ну, все — нема детей. Ни моих, ни сестриных. Сестра дома была. И у нее двое детей…
Застенок весь спалили, уже сгорел. А они и пришли проверять. У нас тут длинный свинарник был, може, метров пятьдесят. Свиньи стояли колхозные. Дак они уже этот свинарник последний подожгли, окружили его кругом, стояли, думали, може, кто оттуда выходить будет… Ну, кто ж, если все люди были дома и всех они пожгли, всех побили!..
Пришли уже они и на мой двор проверять. Прогергетали что-то… А что я понимаю? Погреб этот открыли. И еще стояли конопли в том новом срубе, дак они запалили ту коноплю, чем-то облили, и такая вот была погребка, такая маленькая, чтоб снег дверей не заносил, — запалили и вкинули мне туда. Ой, ой, детки мои! — как нашло дыму, и погреб горит!.. Стенка ж деревянная. Эти, что дощечками обиты, тоже горят…
Ушли они. Думаю: что ж делать? А это ж еще, мои детки, на жизню, ей-богу, шло! Думаю: сгорю ж я, и никто меня не найдет, или задохнусь в дыму!.. Как-то мой человек мерил котух, доски городить, дак осталась тут палка. Я выползла, взяла эту палку… Известно ж, жара такая — запалили все постройки, дак лужа воды около порога погреба стоит. Дак я эту коноплю как откинула сюда, дак она упала в эту воду и погасла…
Пришли они снова, гергенули что-то… Я только прияла, что они говорят: „Ниц нема“[20]. Но не закрывали они этого погреба и пошли отсюда. И уехали.
А я уже до утра сидела там. А собака у моей сестры была, дак она всю ночь — ой-ой! — то уже лаяла, то уже лаяла!.. И что ж я знаю — или уже они уехали, или, може, думаю, остались… Сидела всю ночь.