Оля фыркнула и вернулась к изучению пистолета.
— Но почему именно такой? — вновь поинтересовалась неугомонная помощница.
А этот — особый. - Его Павлу Анатольевичу сам Берия подарил.
— Ой, это тот самый? . — передернулась Оля.
— Знаешь, я давно никого не осуждаю, хотя и восхищаюсь редко. Но, как человек, который имел доступ к документам и свидетелям, могу сказать: — Не ангел был, да. Но то, что творили в годы гражданской войны сами «безвинные жертвы, не для нормальных людей». Какая там инквизиция. Упыри. Да и, как перед этим собак–людоедов, нужно было отстреливать.
— Не мне судить… — Растеряно произнесла Ольга. — Но ты же сам мне говорил, что не правильно так.
Михаил Степанович осекся, растеряно, по детски шмыгнул носом, но ничего не ответил. Махнул рукой, и вышел. Пошла спать и Оля.
Занятия проводил ежедневно. По два часа в день.
Изучение основ теории и практические занятия дед вел по–своему. Он коротко и доходчиво объяснял, что нужно делать. И почему.
— На прямых ногах только ковбои в вестернах стреляют, и то в плохих. Ноги должны быть полусогнуты. И никак иначе. Запомни. Стрелять придется не в тире… И в тебя будут стрелять. Потому стоять по стойке смирно, а тем более выцеливать, никто не позволит.
Дед усмехнулся: — Не пугаю. Но в зачетных стрельбах я сам на том конце тира засяду. И такую тебе дуэль устрою. Мама не горюй.
Оля прицелилась в стоящий на полочке подсвечник: — Ну не могу я тебя, дед, понять. То ты меня отговариваешь, то сам все сделал, чтобы «Рембо в юбке» воспитать.
— До Рембы тебе пока далеко, — добродушно сковеркал слово дед. — Еще попотеть придется. А про оружие так скажу: — Коли я тебя в эти игры втянул, то и отвечаю за тебя. Кстати, — он поднялся и с некоторой даже торжественностью произнес: — Раз у нас что–то вроде команды, то нужен тебе и позывной.
И быть тебе, как бывшей актрисе… или, может, сама придумаешь?
Ты это серьезно, Степаныч?
— Как же… — Я на шутника похож?
— А у самого, какое прозвище? — Оля хитро глянула на командира.
Дед помялся: — Смеяться не станешь? — он погладил бритый затылок. — «Тор» у меня позывной был. Бог войны у скандинавских народов.
— Ну, вот, — едва заметно насупился старик. — Это я сейчас такой, пень трухлявый. А в молодости о–го–го был. Блондин, два метра ростом. Про остальное умолчу. Не для девичьих ушей.
— Я же не со зла, — поправилась Оля и вдруг призналась. — А раньше, в той, прошлой жизни, у меня в театре тоже типа прозвище было. И это дико злило. Все звали меня не по имени, а просто — Травести. Ну это такое амплуа.
— Оленька. Дед, конечно, дикий, но не настолько. Надо–же, Травести, — он вдруг растеряно, совсем по детски, улыбнулся. — Знаешь, я видно совсем старый стал. Какие–то затеял. Давай эти глупости для кино про Бонда оставим. А прозвище твое я запомню. Если не будешь меня слушать — стану дразнить.