— Не могу, Оленька. — Губернатор отрицательно замотал голову, даже поднял перед собой ладони, отгораживаясь от сомнительной чести. — Не имею права. Я ведь государственный чиновник. — Лучше уж без самодеятельности. Как и собирались. Директору.
— Да успокойся ты. — Виктор Петрович теперь даже не особо старался скрыть досаду. — Завтра, с утра я приеду с бумагами. И постараюсь решить вопрос с твоим освобождением. Хотя это трудно… очень.
— Мы закончили, — уведомил с хозяйской интонацией, не вяжущейся с его словами о подзаконности власти, губернатор, подойдя к двери.
Сержант вывел арестованную, а прокурорский заискивающе поинтересовался у задумчиво сидящего за столом гостя: — Может, и впрямь, отпустить девчонку? Доказательств–то никаких. А ну как жаловаться начнет…
— Тебя не спросил. Сказали — пусть сидит. Твое дело бумажки писать. — отрезал «хозяин». Поднялся и тяжело вышел из кабинета даже не попрощавшись.
В камере, куда Олю вернул конвойный, никого не было. Очевидно Марго перевели в соседний бокс.
До вечера ее никто больше не трогал. Только разносчик баланды просунул в камеру сальную миску с жиденькой бурдой, есть которую было невозможно.
Голоса, доносящиеся из соседних камер, начали стихать.
Биологические часы задержанных, еще не сбитые долгой отсидкой, сообщили постояльцам о времени сна.
Понемногу подвал заснул. Оля, хотя наступающая ночь могла принести ей куда больше неприятностей, чем остальным, тоже задремала, но чутко и настороженно. Потому негромкий стук резиновой дубинкой по решетке не стал для нее неожиданностью. Открыла глаза. Напротив ее камеры стоял мордатый сторож.
— Руки вперед, — приказал сержант. — Вытяни между решеток. Быстро.
— Зачем?
— Я кому сказал? — с угрозой проскрипел коридорный. — Положено. Выполнять.
— Да пошел ты, — Оля спрятала ладони за спину.
— Хорошо. Не хочешь, как хочешь, — привыкший к безнаказанности надзиратель рассвирепел. — Я тебе сейчас объясню, зачем.
Он сноровисто отворил замок и, шагнув в полутьму камеры, занес над ее головой резиновую палку.
Помогли Оле вдолбленые дедом уроки, или причиной стало что–то еще, неизвестно. Но не рухнуло в пятки сердце, не затряс мелкой дрожью предательский, лишающий способности рассуждать, страх тело. Она вдруг сообразила, что испытывает восхитительное, ни с чем не сравнимое чувство. Вокруг приобрело яркие и четкие очертания. В голове что–то щелкнуло, и ей стало абсолютно точно известно, что, какое действе она должна сделать в следующую секунду.
Шаг навстречу занесшему оружие вертухаю, и одновременно неуловимо стремительное движение зажатого в руках сапога. Который она успела подобрать с пола камеры за долю секунды до этого. Невероятно длинный, с прочной стальной набойкой, каблук–шпилька вонзился в глаз надзирателя, а сила инерции громадного тела усилила разящий эффект. Раздался громкий хруст. Брызнуло в стороны, потекло по руке теплая жидкость.