Но не рухнул. Хороший и ловкий был, и я так уже хлопал ему, что затем объявили антракт. Дело к вечеру. Я ходил, проверял: стены цирка хрустальные, тёмные. Тётя Маша дала мне гуся. Шоколадного с петькой на палочке. Я её с тех пор очень крепко люблю.
Вот закончилось, сели, сидим. Вечереет, темно, себе зрители. Наконец-то выходит мой кум, режиссёр что с усами и в бантике. Стало чуть посветлей. Только что-то вокруг ведь не то, как же так все не видите? Да я и сам пока не понимал.
И вдруг вижу, а он-то - не он! Мой не мой режиссёр. То есть галстук и тапки по-прежнему, даже усы, но - не он. Мой меня выводил на арену и из себя, а как выведет так либо рожа сердитая, либо снова за сердце хватается и к директору - не могу! Лучший друг. Этот бы не побежал…
И вот этот с мордой моего режиссёра говорит в зал притихший от ужаса:
- Времени - нет! Человек раб по существу. От животных отличие в сложности и изощрённости дрессуры. Укрощается только жестокостью. Но! Сверхординарные меры насилия дают удивительный результат! Мой вам номер, программа =Живые цветы=!
Зал забился в аплодисментах "не поняли" словно в судорогах, а я хлопать отчего-то забыл. Сидел, открыв рот, и думал "Я - где?". Сон? Хорошо бы…
Я крохотный. И его слова чёрными птицами всё клевали, клевали мне грудь. Я бы кашлял там или стонал, мне б полегшало. Обучали ведь, если из-под купола вдруг упадёшь. А не мог. Рот открыл и в мгновении там как упрятался, очень долог стал миг. Дядька! Дяденька, ёп-бы твой вертолёт! Где ты? И что? Помер что ль? Теперь как хрен с тобой? Ты ж бессмертный, вот взял бы пришёл чаю б выпили… Или б прилетел… Не летит.
Я смотрел на себя из-под купола, из-под которого не разбился зря и думал: "Жестокость красивая. Если только досталась тебе. А ты снова не угадал? Мне смешно над тобою в высоте. Я не вижу тебя! Среди зрителей. Так ты мал. Вот возьму разобьюсь насовсем за тебя хоть и задним числом, так узнаешь тогда - представление. Будет тиграм чего подметать…"
А живые цветы уже наставали как утро наставшее вечером. Еле живые цветы. Улыбались, у всех жопа блёстками, а ни фига не смешно. Стали кругом как тигры без хвост и на это маразму любуются. Очень любят его, аж дрожат, так как кнут. У него электрический. Дрессировщик людей.
Цирк притих. А мне вдруг стало всё равно как устроены эти цветы и до оледенения холодно, словно я был не среди людей, а на северном полюсе. Снег и льды и один. Я там рос за зимою зима. Ждал веками весны. Ночь полярная: никогда не прийдёт к вам рассвет. Рос в снегу ломкой веточкой - льдинкою.