— Что вы здесь делаете? — спросила она, придя в себя, хотя ее все еще бросало в дрожь.
Он открыл рот, чтобы ответить, но пересохшее горло отказывалось издавать какие-либо звуки.
— Пить, — наконец прохрипел он.
Она решила, что ничего от него не добьется, если не выполнит его просьбу. Натянув через голову еще сырую куртку, она попросила:
— Закройте глаза.
Дункан не нуждался в подобных указаниях. У него не было ни малейшего желания снова открывать глаза, пока не зайдет солнце. Спустя мгновение у его губ появилась чаша с разведенным водой вином.
— Пейте, — выдохнула Лине.
Он с трудом приподнялся. Девушка едва не разлила вино — настолько она торопилась поднести ему чашу и отделаться от него. Осушив сосуд, он тяжело откинулся на постель, словно вся его сила ушла на это единственное движение.
— Ну? — резко спросила она.
— Пожалуйста… — начал он ей в тон, но затем, сглотнув, продолжал уже шепотом: — Пожалуйста, давайте вы расспросите меня попозже.
— Попозже? — воскликнула она, отчего он дернулся. — Но вы… вы не имели никакого права…
— Подождите, — умоляюще произнес он.
— …тайком пробрались ко мне в постель…
— Не сейчас, — взмолился он.
— …словно я какая-то шлюха…
— Пожалуйста!
— …которую вы сняли за деньги!
С него довольно. Он выпрямился и развернулся к ней.
— Послушайте! Я заплатил свои деньги за эту комнату, и за кровать в том числе! Можете спать в любом другом месте, если вам что-то не нравится! — Он снова застонал, обхватив раскалывающуюся от боли голову обеими руками.
Лине, придя в отчаяние, сжала руки в кулачки. Неужели не будет конца наглости этого простолюдина? Она ненавидела себя за то, что оказалась в долгу перед ним. Это было уже слишком.
И ей действительно была ненавистна сама мысль о том, что невольно она желала, чтобы этот привлекательный цыган обладал ею.
Она с грохотом поставила чашу на стол, дав себе обещание больше не принимать ни его благотворительность, ни его поцелуи. Она отшвырнула в сторону его сапоги, валявшиеся посреди комнаты, и принялась собирать свои вещи с холодного дубового пола.
Дункан и представить себе не мог, что такая маленькая женщина может производить столько шума. Похоже, заснуть ему сегодня утром больше не суждено. Он очутился между молотом и наковальней: с одной стороны, Лине металась в небольшой комнате, грохоча, как слон в посудной лавке, с другой — нестерпимо гудела голова. Поэтому на тишину и покой ему не приходилось рассчитывать. Он отшвырнул простыни и встал, чувствуя как у него кружится голова и уходит из-под ног пол. «Чего ради я так вчера надрался?» — подумал он.