На небе появился серебристый серп молодого месяца. Сквозь густую листву Дункан сумел разглядеть на закопченном оконце маленький отблеск огня в очаге. Это наверняка был коттедж какого-то фермера, рядом с которым стояли пекарня и амбар.
Слава Богу, наконец-то они нашли приют. В течение последнего часа он неустанно, но без нажима подгонял Лине, зная, что было бы величайшей глупостью ночевать под открытым небом, когда за тобой по пятам идут двое мужчин. Бедная девушка выглядела совсем измученной. Глаза у нее закрывались от усталости, и она с трудом передвигала ноги.
Его сердце переполняла нежность. Хотя она вела далеко не праздную жизнь, все-таки Лине де Монфор наверняка привыкла к сидячему образу жизни — покупать шерсть, сидеть за ткацким станком, подсчитывать доходы. Действительно, она настолько устала, что даже не запротестовала, когда он, поддерживая ее под локоть, направился к амбару и толчком распахнул заскрипевшую дверь.
Поток лунного света врывался в помещение через отверстие в соломенной крыше, освещая его своим призрачным светом. Солома была чистой, а в дальнем углу была привязана корова. На насестах квохтали куры, а под ногами бродили гуси, но они не обращали на пришельцев никакого внимания. Их тихое гоготание странным образом, нежно и ласково, смешивалось с негромким мычанием коровы.
Уютный запах конюшни и стойла напомнил Дункану о детстве. К большому неудовольствию своего отца, он проводил много времени с деревенскими мальчишками, ночуя на душистом сеновале. Он ободряюще улыбнулся Лине и осторожно закрыл дверь амбара.
— Здесь мы переночуем. Нас никто не заметит, если мы уйдем завтра до того, как встанет молочник.
Лине сморщила носик и посмотрела на лунную пыль, которая сочилась сверху через отверстие в крыше.
— Я еще никогда не ночевала на конюшне. Это ваше… обычное предпочтение?
— Я бы отвез вас в свой замок, — уголки его губ изогнулись в улыбке, — но он слишком далеко отсюда.
От усталости она не могла ему перечить и лишь слегка рассмеялась ему в ответ.
— Хотите есть?
— Мы съели последний кусок хлеба еще в полдень, — с сожалением протянула она.
— За коттеджем есть пекарня. Там, должно быть, много хлеба.
— Не станете же вы воровать у крестьянина?
— А кто говорит о воровстве?
— Вы сказали, что у вас больше нет денег, — сказала она, прищурившись.
Это было правдой. У него больше не было денег. Но на деньги, вырученные от продажи алмазов с рукоятки своего меча, он мог бы целый месяц кормить весь Лондон. А если у человека есть мозги, то для небольшого доброго дела ему хватит совсем немного.