Еще раз, подумала она, еще один раз. Прежде чем встретить свою судьбу — мрачную отрешенность, которая, казалось, уже поджидала ее, чтобы остаться с ней на веки вечные, — она хотела хотя бы мельком, хотя бы один раз, но снова увидеть рай. Она готова к последствиям. Потом она согласится влачить существование, к которому ее приговорила жестокая судьба. Но до этого ей хотелось еще раз испытать его любовь.
— Пожалуйста, — взмолилась она, вцепившись в его монашеское одеяние.
Цыган не нуждался в повторном приглашении. Поморщившись, когда Лине задела его сломанные ребра, он подхватил ее на руки, понес на кровать и положил поверх пахнущего розами покрывала.
Она хотела его сейчас, хотела его как можно быстрее, чтобы не успеть передумать. Когда его развязанная ряса распахнулась, обнажая мощное свидетельство его страсти, она задрала до пояса свою бархатную накидку и нижнее белье.
Со стоном цыган опустился на нее, и его монашеское одеяние накрыло обоих, как крылья. Он зарылся лицом ей в шею и всхлипнул. Она нетерпеливо пошевелилась, пока его теплая плоть коснулась ее лона, ища, находя и проникая внутрь.
В этот раз боли не было. Ее охватило чувство настолько полного единения с ним, что у нее перехватило дыхание, когда ее тело со стоном сомкнулось вокруг его. В экстазе она сильно зажмурилась, хотя он просто держал ее. Потом она обняла его руками за шею и положила голову ему на плечо.
Его место здесь, подумала она, наслаждаясь его давлением на свое лоно.
Долгое время он лежал неподвижно, ожидая, пока волны возбуждения охватят ее и подчинят собственному ритму. А потом он начал медленно двигаться. Каждое движение внутрь напоминало движение нитки по ткацкому станку, ровное и гладкое. Лине, подобно пряхе-новичку, нетерпеливо двигалась под ним. Но, хотя он и дрожал от сдерживаемых усилий, следовало признать, что цыган был ткачом-мастером. Уступив ему, она с наслаждением погрузилась в ритм их любви.
Вместе они ткали материю своей страсти, целуя и поглаживая, увлекая друг друга к совместному финалу. Сейчас для них обоих не существовало другой жизни, только их соединившиеся пуши — никаких пиратов, никаких титулов, никаких обещании. Ничто не могло разъединить или отвлечь их от этого полного и всеобъемлющего растворения друг в друге. Огонь потрескивал в такт их хриплым вскрикам, окутывая их золотистым светом.
Лине быстро привыкла к темпу удовольствия и старалась продлить сладкую агонию, медленно отодвигаясь и наслаждаясь чувственными ощущениями. Но цыган не смог долго выдерживать такую игру. С низким утробным стоном он с размаху вошел в нее, а она обхватила его бедрами за талию, прижав сломанные ребра, о которых оба позабыли.