Лине так и не отошла от удивления, когда цыган подхватил ее на руки и понес в спальню. В ее голове пронеслась добрая тысяча незаданных вопросов, но она слишком устала, чтобы искать на них ответы. Когда он бережно уложил ее на пуховую перину, все эмоции, кроме страстного желания, покинули ее.
— Вам нужно отдохнуть, Лине.
— Да. — Отдых был последним, что было у нее на уме.
— У нас был долгий день.
— Да.
Дункан склонился над ней, подобно ангелу-хранителю. Его черные кудри свисали неопрятными прядями, лоб был испачкан сажей, а глаза покраснели. Боже, как же он был красив!
— Завтра нам придется оценить убытки, — сказал он.
— М-м.
— Боюсь, что вы потеряли все, — мягко сказал он.
Она бросила на него страстный взгляд.
— Не совсем.
Дункан глубоко вздохнул. Тихая радость переполняла его. Лине, лежа поверх шелкового покрывала, выглядела настоящей красавицей даже с разметавшимися по подушке локонами, даже с покрасневшими от дыма глазами и перепачканными сажей щеками. И если бы она только знала, что способен был сделать с ним этот ее взгляд. Боже, как ему хотелось поцеловать эти сладкие губы.
— Уже поздно, — хрипло произнес он. — Нам следует немного поспать. — Его глаза встретились с ее. Она не отводила от него взгляда. Он откашлялся.
— Вам нужно отдохнуть, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней.
— Да, — солгала она.
И тогда он наклонился к ней, привлеченный красноречивым посланием в ее глазах, столь же очевидным, как водоворот в реке. Господи Иисусе, он умрет, если сейчас же не попробует на вкус эти губы. Он наклонял голову до тех пор, пока прерывистое дыхание Лине не слилось с его. Его губы осторожно сомкнулись поверх ее, и язык всего лишь раз коснулся нежных лепестков ее губ, прежде чем закончить поцелуй.
«Сейчас я оторвусь, — подумал Дункан, — пожелаю ей спокойной ночи, и пусть она отдыхает». Глупец. Лине растаяла в его объятиях так же легко, как рука входит в разношенную перчатку. Ее язычок ответил ему, нежно лизнув его нижнюю губу. Прежде чем успеть остановиться, он почувствовал, как поцелуй стал глубже, а за ним незамедлительно последовал новый. Руки крепче обхватили Лине, и он сильнее прижал ее к своей груди. Ее растрепанные волосы казались ему нежным шелком, а грязная кожа — бархатной. Еще ни одна женщина так не нравилась ему.
Лине застонала. Этот волнующий нежный звук, который она издала во время поцелуя, лишил Дункана той крошечной доли самообладания, которая у него еще оставалась. Он принялся покрывать лицо Лине поцелуями. Уже привычным жестом он спустил бархатный халат с ее плеч, наслаждаясь обнаженной плотью. Его руки двинулись дальше, исследуя ее шею и грудь, выискивая спелый персик, все еще скрытый от его глаз.