Завидев Головина, Коля начал стремительно трезветь. К генералу он подошел мелкими шагами, понурив голову.
— Где ваша выправка, товарищ капитан? — Головин заложил руки за спину и смотрел на своего проштрафившегося подчиненного.
— Здравия желаю, товарищ генерал, — почти прошептал Коля, подойдя к Головину и стараясь, по возможности, не сбить его с ног выхлопом изо рта.
— Позор, капитан Осипов! Позор.
— Виноват.
— Позор, коммунист Осипов!
На это Коля не нашел, что ответить, и Головин влепил ему в третий раз:
— Позор, офицер Генерального штаба Осипов! Какой пример вы подаете в войсках?
Коля готов был сейчас же превратиться в муравья, в самую мелкую букашку, лишь бы ей было позволено уползти с генеральских глаз долой.
— Или вы уже не капитан Генштаба, а «гражданин майор госбезопасности»? — продолжал добивать Головин.
— Товарищ генерал, я…
Коля хотел сказать, что был бой, после которого только двадцать четыре человека их роты остались целыми и невредимыми. Скоро пригонят новую партию осужденных, роту снова бросят в бой, в котором уцелеть ему уже, скорее всего, не удастся. Что не виноват он в том, что попал в эту роту. И в том, что в лагерь попал, тоже не виноват. Он честно переправил через линию фронта те документы, которые дал ему Штейн, несколько дней полз, к местности примерялся, к каждому шороху прислушивался. А его вместо благодарности кинули в лагерь для политических. И что в лагере том, он, Коля, стал уже подходить к той черте, из-за которой не возвращаются, что не дожил бы он до зимы, а умер бы от измождения, от непосильной работы и голодухи. А раз так, то он, Коля Осипов, уже давно сам себя списал и вычеркнул из всех списков, желая только, чтобы смерть его была, по крайней мере, не бесполезной.
Головин не дал ему слова для собственного оправдания.
— Вы что натворили?
— Я, товарищ генерал… — начал Коля и снова Головин его прервал:
— Подполковник Гольдберг!
— Слушаю вас, товарищ генерал, — Гольдберг водрузил себе на переносицу пенсне и посмотрел сквозь линзы на генерала так, как при старом режиме смотрел, бывало, в трактире подпивший барин на полового, принесшего несуразный счет. — Очень внимательно.
— Гольдберг! — к заметно поддатому подполковнику подскочил Гогладзе. — Я тебя!.. Как с генералом разговариваешь!
Гольдберг только прищурился на него.
— А ты вообще отвали. Чурка нерусская. Потомок грузинских князей.
— Разрешите, господин генерал? — Даян учтиво обошел генерала, с торжественным видом встал перед нетрезвыми Гольдбергом и Колей и обратился к ним почти высокопарно: — Господин подполковник, господин капитан! — торжественный тон британского майора как-то не очень вязался с опухшими от двухнедельных возлияний лицами Гольдберга и Коли, но майор деликатно не обращал внимания на их внешний вид. — По поручению правительства Его Величества Георга VI, короля Англии, Шотландии и Уэллса, имею честь сообщить вам, что вы, подполковник Гольдберг, и вы, капитан Осипов, за мужество и героизм, проявленные в борьбе с нашим общим врагом — немецким фашизмом, а также за стойкость, проявленную при отражении и ликвидации немецкого прорыва на плацдарме у правого берега Припяти, удостоены почести членства Ордена Британской империи, с вручением вам знаков ордена и жалованных грамот.