— Да, — согласился Коля. — Все так и было.
— А ты не задумывался, что этим бегством Штейн спас не только свою жизнь, но и твою?
— Почему это — мою? Он шкуру свою спасал.
— Да потому, что устранять вас одного, Николай Федорович, пока Штейн действует в Европе, не имело никакого смысла! Что же вы такой непонятливый-то?! Вы ведь до сих пор считаете Штейна предателем, так?
— А кто он еще есть?
— То есть, то, что человек не растворился в воздухе, а пришел к вам в мастерскую — это для вас ничего не значит? То, что человек, ничего не требуя для себя, принес для Советского Союза документы, за которые Соединенные Штаты готовы платить миллионы долларов, это вам ни о чем не говорит? То, что человек, даже преследуемый своим начальством, даже подвергаясь смертельной опасности, продолжал все это время оставаться настоящим большевиком и разведчиком — об этом вы даже не догадывались?
— Так Штейн?.. — до Коли наконец стало доходить, что его старший товарищ и учитель Штейн никого не предавал.
— Да, — подтвердил его догадку Рукомойников, — Олег Николаевич никогда не изменял долгу и присяге. Так вы еще хотите встретиться с генералом Головиным?
— Конечно, — почти радостно ответил Коля. — Я обязан доложить ему о прибытии.
Рукомойников снова откинулся на стуле и снова стал рассматривать своего гостя, склонив голову набок.
— Знаете, Николай Федорович, — с печалью в голосе произнес он. — Штейн довольно подробно рассказывал о вас, начиная с тридцать девятого года, с Финской войны. Зная вас с его слов, я нисколько не беспокоился о том, что вы благополучно перейдете линию фронта. Но теперь я вижу, что Олег Николаевич сильно преувеличил ваши мыслительные способности. Извините меня, но вы — полный и безнадежный идиот!
Комиссар вдавил кнопку электрического звонка. На пороге появился адъютант.
— Есть новости? — спросил Рукомойников.
— Так точно, товарищ комиссар. Докладывали из тюрьмы, что майор Титор только что повесился в камере.
— Хорошо, — одобрил комиссар и кивнул на Колю. — Документы на товарища готовы?
— Так точно. Разрешите?
— Давай.
Адъютант положил перед комиссаром тонкую папочку из плотного картона и вышел из кабинета. Рукомойников небрежно, мизинцем открыл папку, достал два листка бумаги с машинописным текстом, прочитал их и протянул Коле.
— Что это? — спросил Коля, принимая бумаги.
Рукомойников ответил устало и отчасти даже нехотя:
— Приказ, подписанный Лаврентием Павловичем, о присвоении вам специального звания «майор государственной безопасности» и представление в Верховный Совет СССР о присвоении вам звания Героя Советского Союза за вклад в разработку атомного оружия.