Вместе с тем известно, что Пётр вдохновлялся идеями Крижанича, именованного апостолом реформ [69*]. Знание европейских нравов косвенно свидетельствует против Петра Великого, как нашего «последнего» «русского» правителя [72]:
«С. 545. На Руси же, слава богу, ни один честный муж не посадит палача за свой стол хлеб есть; разве что только пьяница, вор или бесчестный человек ест с ним. А немцы их и в думу сажают, и, что хуже, в давние времена немецкие князья сами были палачами и собственноручно огромными ножами отрубали головы ворам и другим преступникам».
Тот же К. Валишевский писал, что неизвестно место рождения будущего императора (читай: скрыли происхождение, — так как такие бумаги должны храниться вечно под особым надзором), и подвергал сомнению отцовство Алексея, «тишайшего». Заслужив немилость последнего, Крижанич был, якобы, сослан в Тобольск. Позволю усомниться в этом. Тобольск не принадлежал Романовым, поскольку их власть простиралась лишь до Нижнего Новгорода. Всё далее на Восток называлось Сибирью и управлялось другим, ордынским царём [65*]. Имя его ещё пока неизвестно — Романовские историки-охранники хорошо постарались. Хотя, возможно, между царями существовали договорённости о высылке и приёме изгнанников — ведь жили же Герцен, Бакунин и Ленин за границей России, избегая мести своего правителя.
Как пишут ФН [65*], Тобольск стал местом ссылки и каторги на сто лет позже, лишь после разгрома Пугачёва и уничтожения Московской Тартарии. Цветущий город был практически превращён в пустошь. Сюда же сослала Екатерина II и другого отечественного гения А. Радищева. Немалочисленные труды и письма, вышедшие из-под его пера в Тобольске, я и решил перечитать, купив у букиниста [74*]. К сожалению, у него не нашёл нимало полезного для наших бесед: ничего о Пугачёве и нетрадиционного о городе — цензура была на высоте не только при Романовых, но и в советское время. Но благодаря столичному покровителю графу Александру Романовичу Воронцову, на всём пути следования в Сибирь и обратно, а также в районе временного (как счастливо оказалось) проживания, Радищев пользовался милостями и щедротами высокого местного начальства. Мог спокойно взирать на окрестности, ходить на рыбалку и охоту, читать и писать, строить планы будущей экономической деятельности, встречаться с деловыми людьми, в частности, с купцом Шелиховым, который даже предлагал ему должность в своей торговой компании в Америке [75*].
31 марта. Воскресенье.
Эта фамилия появилась под моим пером не случайно. Вместе с тем, едва ли мы можем оставить российского страстотерпца, не получив от него поддержки в поиске оборванных концов нити Ариадны. Действительно, книга А. Радищева содержит основательные комментарии. И там я нашёл сноску на некий Колыванский монетный двор. Чуть не с детства знакомое слово «Колывань» — но где же это теперь?