нет. Поэтому и научные дискуссии, и соответствующие книги, в основном, скучны, полны затаённого страха сказать такое, что не понравится власти. Да, и говорить что-либо публично или писать за госсчёт
здесь всегда можно было лишь тем, кто не обещал брожения умов и возникновения неформального обмена мнений: мёртвые не должны вставать из могил! Поэтому бесконечные предюбилейные дискуссии на тему, какой датой считать время основания Перми (1723 или 1781 гг.), что хорошо и что плохо в краеведении, почему Чердынь
Великая — лично мне всегда внушали представление о беспомощности местной исторической мысли. Даже поработав с ценным первоисточником, которого вечно не найти в областном центре (всё лучшее или опасное для доминирующей научной концепции узурпировала Москва), сии учёные побаиваются отходить от буквы текста, а далеко идущие выводы, как правило, предоставляют сделать будущим поколениям. Но букв бывает совсем недостаточно для понимания смысла текстов. Что, например, с того, что египтологи могут назвать имена многих фараонов, кого те любили, во что одевались или с кем воевали? Они всё равно не знают (или не хотят понять), чья это была культура, откуда пришла и почему исчезла, — потому что не уловили духа эпохи. Часто претендующие на глубокомыслие заключения пермяков страдают робостью или примитивом, усвоившим одну и ту же стандартную формулу: «В этом факте необходимо разобраться!» Порой, так и хотелось спросить: «Сколько времени для этого вам ещё потребуется?»
Ещё одна вечная местная тема, позволяющая «забить» время радиоэфира «материалом», а газетную бумагу — буквами: «Великая Пермь». Все участники этих обсуждений думают об одном — чтобы не проговориться, иначе в следующий раз не позовут. Поэтому мы с тобой будем учиться на работах ФН и других выдающихся учёных и писателей дореволюционного периода (при Советской власти таковые здесь куда-то безвременно исчезли). Кстати, наши местные светила считают, что ссылаться и упоминать ФН — это «дурной» тон. Поэтому-то, вероятно, их научные дискуссии похожи на диалог слепого с глухим, но которые непременно должны стать достоянием общественности. Снова обратимся к авторитету Гёте [52*], ведь история повторяется, и люди плохо учатся: «Об истинном надо говорить и говорить без устали, ибо вокруг нас снова и снова проповедуется ошибочное, и вдобавок не отдельными людьми, а массами. В газетах и в энциклопедиях, в школах и в университетах ошибочное всегда на поверхности, ему уютно и привольно оттого, что на его стороне большинство. Иной раз мы учимся одновременно истине и заблуждению, но нам рекомендуют придерживаться последнего».