Мэриэнн смутилась. Рейф ждал, что она снова начнет убеждать его в том, что он не прав, ее отец — лучший из людей и не мог сделать этого. Но она ничего не сказала.
Какое-то время оба молчали.
— Вы не станете защищать его? — Рейф удивленно поднял брови.
Мэриэнн закусила губу и отвела взгляд в сторону, потом снова посмотрела на Рейфа и спросила:
— Вы нашли документ?
— Нет. — Не сводя с нее глаз, он вышел из-за стола, медленно двинулся к ней и приблизился настолько, что его сапоги почти касались ее босых ног. Рейф чувствовал ее запах, сладкий и манящий.
— Что такого в этой бумаге, если мой отец готов бежать на край света, лишь бы спрятать ее, а вы — рискнуть всем, лишь бы ее получить?
Но Рейф не мог дать ответ, даже если бы хотел.
— Почему вы вдруг поверили мне? Что случилось?
— Ничего не случилось, — ответила Мэриэнн. Но по ее глазам, которые она отвела в сторону, Рейф понял, что она лжет.
— Что бы вы сделали, окажись этот документ у вас?
— В нем доказательства, которые нужны мне, чтобы отправить вашего отца на эшафот.
Мэриэнн вздрогнула, и пламя свечи, которую она держала в руке, резко всколыхнулось.
— Что бы ни сделал мой отец, — Мэриэнн закусила губу, и в ее глазах вспыхнуло тревожное выражение, — он не заслуживает смерти.
— Напротив. За то, что сделал ваш отец, он будет гореть в аду.
Она закрыла глаза, и Рейфу стало совестно за свою резкость.
— Если бы речь шла о вашем отце, вы поняли бы меня.
— Речь и идет о моем отце, — его голос дрогнул от ярости и горечи при мысли о том, что сделал Мисборн, — и о моей матери тоже, — добавил он, и злость в его душе сменилась болью и скорбью.
— О чем вы? — Она смотрела на него так, будто хотела прочитать правду в его глазах.
— Мне надо идти. Скоро вернется ваш брат. — Рейф не двинулся с места.
Воздух сгустился от напряжения, желания, влечения, всего запретного, что было между ними. Его взгляд упал на ночную рубашку, обволакивающую ее нагое тело, и, несмотря на все старания помнить, кто ее отец, он не мог сдержаться. Протянув руку, забрал у нее подсвечник и поставил на стоявший поблизости стол. Потом, взяв за руку, сжал тонкие холодные пальцы в своих.
Они стояли рука в руке. Большим пальцем Рейф поглаживал нежную кожу ее ладони. Он видел, как поднималась и опускалась ее грудь под вышитым лифом ночной рубашки, тонкий хлопок облегал съежившиеся соски. Губы у него пересохли, внизу живота возникла тянущая боль. Рейф знал, что это безумие.
— Если бы вы не были дочерью Мисборна…
Хотя в это мгновение ему было уже не важно, чья она дочь.
— Что бы вы сделали? — прошептала она.