Такова краткая история создания наших выдающихся хоккейных троек, современником которых я могу считать себя. Какого-то особого принципа, по которому подбирались в них игроки, нет: ни возрастного, ни общности интересов, ни спортивного — в зависимости от чисто игровых достоинств и недостатков.
В основе лежит тренерская интуиция, тренерский талант видеть не только сегодняшний, но и завтрашний день тройки, анализировать свои успехи и недостатки, умение вовремя разглядеть и отказаться от ошибочного решения. Короче, создание тройки — это трудные плоды тренерских поисков, раздумий, опыта и интуиции.
Создание хоккейной тройки — такое же творческое дело, как создание архитектурного ансамбля или музыкального произведения. Даже прочитав тысячу исследований на тему «Творческая лаборатория Шостаковича», ни один композитор не создаст ничего подобного его Седьмой симфонии. Так же и тут. Творческая лаборатория Тарасова открыта всем. Однако нет в других командах ни тройки Боброва, ни тройки Альметова, ни тройки Фирсова, ни тройки Петрова.
Только эксперимент (как было с тройкой Альметова), только интуиция (так родилась тройка Фирсова), только беспощадность к собственным ошибкам (как было с тройкой Петрова), только долгие и неустанные поиски ведут к победам. Но все это качества людей сильных, талантливых и бесконечно преданных своему делу.
Но оставим теорию теоретикам. А я, поскольку уж начал разговор на тему о самой маленькой из команд, не могу, не имею права не рассказать о нашей многострадальной тройке, которая тоже немало потрудилась во славу советского хоккея.
Я был первым из трех, кого приняли в команду мастеров. Это случилось весной 1956 года. Мой брат Женька играл еще в молодежной команде, а со Славой Старшиновым мы тогда вообще не были знакомы. В ту пору вопрос о партнерах меня, как вы понимаете, волновал меньше всего. Я радовался, если удавалось сыграть хотя бы полматча на чьем угодно месте. Обычно нас выпускали по очереди с моим сверстником Владимиром Мальцевым.
Кстати, тогда я и забросил первую свою шайбу в чемпионатах страны. Правда, ее нет в кондуитах даже самых заядлых и дотошных статистиков. Дело в том, что тренер забыл занести мою фамилию в протокол, а на поле выпустил. Никто не обратил на это внимания — судьи меня тогда и в лицо не знали. И вдруг я забиваю гол. Надо объявлять об этом по радио. Но если выяснится, что я — это я, нам по правилам должно быть засчитано поражение. Первым сообразил, что к чему, наш тренер Анатолий Сеглин. Он мигом очутился у судейского столика, что-то сказал судьям, и спустя минуту радио сокольнического катка объявило: