МЕЗГИРЬ. Мы хотим…
КАРАМОРЧУК. Ну и хотите себе где-нибудь в другом месте! Зачем другим-то жизнь портить? Да и то, в каком месте, если спросить? У нас внизу на первом этаже справа была детская библиотека, слева шахматный клуб. Ну, библиотеку еще почему-то оставили, а вместо клуба магазин сделали интимных принадлежностей. И на вывеске что нарисовали?
СНЕЖАНА. Неужели то, что я думаю?
КАРАМОРЧУК. Гондон! Гондон в натуральную величину, в смысле, с меня размером! Я старый человек, я тут всю жизнь живу, почему я должен мимо этого гондона ходить? Какое вы имеете право? Я из-за этого лишний раз дома остаюсь, чтобы не видеть!
СНЕЖАНА. Разве раньше презервативов не было?
КАРАМОРЧУК. Не делай из меня сверчка запечного, девушка! У меня индустриальный техникум за плечами! Все было, включая гондоны, но никто мне их в глаза не совал в таком количестве! Раньше на площади передовики висели, а теперь голая баба с чулками на три этажа — реклама, мать ее! А ведь дети смотрят! Да еще на нас врут, что мы что-то не так делали, не так жили! Нормально мы жили! А сейчас что? Коррупция, оппозиция, проституция! Мы и слов таких не знали! Наш завод полгорода кормил! На демонстрации как диктор крикнет: «Коллективу государственного электронно-технического объединения „Спектр“» — и десять тысяч голосов: «Ура-а-а!»
Одновременно на улице: «Гони их к машинам, блин, к машинам гони!»
Караморчук кашляет, умолкает, тяжело дыша. Пауза.
КУЛИЧЕНКО (Мезгирю). Значит, вы хотите сказать, мы не проявляем гостеприимства, как положено интеллигентам? Хорошо. Прошу всех к столу! Всех!
НАТАЛЬЯ. А чего это ты распоряжаешься, Куличенко? Ты тут не один!
КУЛИЧЕНКО. Я глава семьи, если кто забыл, могу напомнить! Я решил, ясно? Вон там стулья еще есть, давайте, несите!
НИНА (глядя на Снежану). Если она тут сядет, я уйду!
СНЕЖАНА. Ничего, я и так. А ля фуршет. (Берет бутерброд и бокал с вином, садится на подоконник).
Марго берет два стула и садится рядом с Мезгирем на углу стола, поодаль от остальных; посматривая по сторонам, снимает куртку, а сумку тут же снова надевает на себя, при этом задевая шапку, которая сваливается с ее нагого остриженной головы.
МАТВЕЙ. Идея не пахнет креативом.
КУЛИЧЕНКО. Молодой человек, вы хоть и жених моей дочери…
НИНА. Женихом никто никого не называл.
МИХАЕВА. А я сына поддерживаю. Идея странная.
КУЛИЧЕНКО. Да бросьте вы, Алевтина. Все-таки праздник. Ну, посидят люди и уйдут. А то получится — не им, не нам. Это же не погром, а так… Хотя, я чувствую, так и до погрома дело дойдет.
НАТАЛЬЯ. Опять каркаешь?