Конечно, он и на этот раз их не видел. Никто их не видел. Кроме меня.
Рядом с этим четвертым три других призрака казались оборванцами-разбойниками с большой дороги. На его лице со впалыми щеками застыло высокомерие, а его одежда наверняка принадлежала некогда состоятельному человеку. Зато на кистях у него болтались железные цепи, а на шее висела петля от виселицы.
Вид его был столь ужасен, что я только и мог в оцепенении воззриться на него, но Бонопарт прошествовал мимо него, даже не повернув головы.
«Признайся, Йон Уайткрофт, ты ведь догадываешься, почему никто, кроме тебя, их не видит? — нашептывал мне какой-то голос, пока я вот так стоял и не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. — Они нацелились именно на тебя».
«Но почему? — кричало все во мне. — Почему я, черт побери?! Чего им от меня нужно?»
С одной из крыш закаркал ворон, и предводитель вонзил шпоры в бока своей лошади, как будто этот хриплый крик послужил ему сигналом. Лошадь с глухим ржанием взвилась на дыбы — и я, повернувшись, бросился прочь.
Бегун я не ахти. Но в ту ночь я боролся за свою жизнь. До сих пор я ощущаю свое бешено бьющееся сердце и уколы в легких. Я мчался мимо старых домов, которые притаились в тени собора, словно в поисках убежища от мира, шумевшего за пределами городской стены; мимо припаркованных машин, мимо освещенных окон и закрытых на замок садовых ворот. Беги, Йон! Позади меня раздавался стук копыт о сумеречный церковный двор, и мне уже чудилось дыхание адского коня у меня на затылке.
Бонопарт выкрикивал мое имя:
— Уайткрофт! Уайткрофт! Сейчас же остановись, дьявол тебя возьми!
…Но тот, кто за мной гнался, и был сам дьявол, и внезапно я услыхал другой голос… если только его можно назвать таковым.
Он звучал в моей голове, в моем сердце. Глухой, хриплый и настолько жуткий, что я ощущал его, словно тупой нож в моих внутренностях.
— Да, беги, Хартгилл! — насмехался он. — Беги! Никого не преследуем мы так охотно, как твое грязное отродье. И от нас еще никто не ускользнул.
Хартгилл? Это была девичья фамилия моей матери. По ним нельзя было сказать, что эта подробность их интересовала. Я бежал дальше, спотыкаясь и всхлипывая от страха. Тот, с прядями волос, отрезал мне дорогу, а остальные трое неслись вслед за мной. Справа от меня возносил свою башню к звездам собор.
Наверное, я мчался к нему, потому что он стоял там так, словно ничто не могло поколебать его стены. Но широкий газон, его окружавший, был мокрым от дождя, и я на каждом шагу поскальзывался, пока наконец, запыхавшись, не опустился на колени. Весь дрожа, я съежился на холодной земле, обхватив руками голову, как будто это могло укрыть меня от моих преследователей. Холод наполнял меня, словно туман, а надо мной раздавалось ржание лошади.