Около четырех пришла в гости Элла. Она все еще возмущалась по поводу моего домашнего ареста.
— Ну вот, спасибочки! — сказала она, когда мы сидели внизу у ручья на садовой ограде и кормили сухими гренками проплывавших мимо уток. — Значит, все удовольствие достанется тебе одному!
— Удовольствие? — спросил я. — Ничего себе удовольствие! Ведь Лонгспе должен принять на себя удар четырех призраков. Может статься, когда мы увидимся в следующий раз, я буду таким же мертвецом, как и он!
Элла прокомментировала это взглядом, говорящим: «Йон Уайткрофт, ты что меня за дурочку держишь?» Да, согласен. Касательно Уильяма Лонгспе в роли защитника я был настроен весьма оптимистически.
— Мне еще нужно удовлетворительное объяснение, почему я исчез в пятницу после школы, — сказал я, чтобы отклониться от темы, — вся эта чушь с молитвами в соборе отлично подходит для взрослых. Но распространись такое по школе, это на месяцы вперед подорвет мой авторитет.
— Легко, — сказала Элла, вытащив бутерброды, которые ей дала с собой Цельда. (Цельда приделала им глазки из луковиц, чтобы они были похожи на жаб.) — Попросту скажи им правду. Только опусти главу о Лонгспе. Скажи, я показывала тебе за дверью чулан и мы слишком поздно заметили, что нас заперли. Если хочешь, можешь сказать, что мы там целовались. Мальчишки любят подобные вещи.
Я, естественно, покраснел, как колбаса, которую Цельда положила на бутерброды, и пробурчал, что мне как пить дать никто не поверит.
— Еще как поверят, — заверила меня Элла. — Мальчишки такие дураки. За некоторыми исключениями, — добавила она благосклонно.
Стоял непривычно солнечный день, что после проливных дождей было просто здорово, и мы сидели на старой стене, смотрели на ручей, ели Цельдины бутерброды-жабы и молчали. Элла наверняка думала, что я размышляю о Стуртоне и Лонгспе, а я воображал себе физиономию Стью, если бы я стал утверждать, что целовался с Эллой Литтлджон.
В парке, на другом берегу ручья, несколько мальчиков играли в футбол. Мимо проплывали два лебедя, а на одной из скамеек сидел старик и делился своим сливочным мороженым в вафельном стаканчике с довольно упитанным псом. Стоял вполне сносный вечер, и я помню, как я подумал, что Солсбери, может быть, и не самый плохой городишко. Я погладил львиную печать у меня на ладони. Кожа была все еще как замороженная.
— Элла! — окликнул ее я. — Ты ведь тоже думаешь, что он придет, правда?
Элла слизнула кетчуп с пальцев.
— Конечно, — сказала она.
Конечно.
Я стряхнул со штанины муравья.
— Жена Лонгспе… другая Эла… что тебе о ней известно?