— Я тебе так благодарна, что ты с нами пошел! — сказала она. — Ты — настоящий друг. В жизни нет ничего дороже. Элле действительно повезло, что ты у нее есть!
— Ах, ну что вы! — пробормотал я. — Элла бы сделала для меня то же самое.
— Да, правда. Она бы сделала, — сказала Цельда. — Но все равно — спасибо!
Мы ждали, казалось, недели, месяцы, годы. Цельда ходила перед алтарем взад и вперед, взад и вперед, взад и вперед, а я сидел на одной из скамеек, на которой, может быть, сидели и мои предки, и спрашивал себя, жива ли Элла. В книгах и фильмах герои всегда чувствуют, хорошо или плохо тем, кого они любят. С той ночи в Килмингтоне я в подобные вещи больше не верю. Я не ощущал ничего, абсолютно ничего, кроме страха и бессильной ярости. Мне не хватало Эллы. Не хватало так сильно, как если бы Стуртон отрезал мне руку или ногу. Как это могло случиться? Ведь я и знаком-то с ней был едва ли дольше, чем неделю, а кроме того, это же девчонка.
— Лучших друзей, — сказала мне как-то моя мама, — мы часто находим в самые мрачные времена. Мы никогда не забываем, что они помогли нам выбраться из тьмы.
При этом мама наверняка не имела в виду времена, когда ее преследовал алчущий возмездия призрак. Но, думаю, существует множество видов тьмы, и каждый из нас однажды сталкивался с каким-либо из них. И тогда нужен кто-нибудь вроде Эллы, или ты — пропал.
Когда зазвонил Цельдин мобильник, я вскочил со скамейки так поспешно, что поскользнулся и упал коленками прямо на имя «Хартгилл». Моя рука с дрожью сжала один из костылей, прислоненных Бородаем к купели. Пока я следовал за Цельдой к двери, мне казалось, будто все Хартгиллы смотрят нам вслед, надеясь на то, что мы довершим то, чего не сделали шелковые петли, — наконец избавим их от Стуртона и отомстим за два убийства, с которых все началось. Но меня это не слишком занимало. Я хотел только вернуть обратно Эллу, и, как сказала Цельда, — без единой царапины.
Ночь стояла холодная. Между надгробиями сгустился туман, такой белый и влажный, словно сами мертвые выдыхали его из-под земли, а в его парах ожидали четыре фигуры. С первого же взгляда можно было понять, что с ними что-то не так. Вид у них был такой, будто их кожа им больше не подходила, а лишенные выражения лица напоминали резиновые маски. Бородай был прав. Призраки умеют носить мертвые тела, словно одежды, и Стуртон добыл подобный наряд не одному, а всем своим холопам. Сердце застыло у меня в груди, и от страха я едва мог дышать, а мои пальцы еще крепче уцепились за Цельдин костыль. Глазами же я искал между могил только один образ.