— А ТЫ здесь что забыл? — набросился он на меня, в то время как его глаза превратились в пару горящих углей. — Это тебя проклятый рыцарь прислал?
— Даже если так? — парировал я в ответ. — Это ведь все еще его сердце или как?
— Я убью тебя! — завизжал Алейстер. Его голова между тем уже светилась, как тыква на празднике Хеллоуин.
— Да у тебя ведь ничего не получится! — возразил я насмешливо. — И можешь мне поверить, я знаю, о чем говорю. В последние дни я имел предостаточно дел с тебе подобными.
В этот момент позади меня Элла издала возглас восхищения.
— Йон, оно — у меня! — воскликнула она.
Урна, которую она держала в руках, была из серого металла — из свинца, как сказал Алейстер, — и ее покрывали какие-то символы. Ее вид заставил меня об Алейстере совершенно забыть. Когда он прыгнул на меня, Элла крикнула мне в знак предупреждения, но было уже слишком поздно. Его бледное тело слилось с моим, а ярость его затопила мне сердце и разум таким количеством картин и звуков, что я даже имени своего больше не мог вспомнить.
— Пусти его! — услышал я Эллин крик.
Я почувствовал, как она, желая меня защитить, обняла, и холод Алейстера постепенно уступил ее теплу.
— Йон! — крикнула она. — Йон! — и вернула мне назад мое имя.
Алейстер исчез так же внезапно, как и напал на меня, и я, дрожа, сидел на коленях на мокрой земле и чувствовал себя ужасно глупым и уж во всяком случае не заслуживающим быть оруженосцем у рыцаря.
— Я должен был догадаться! — бормотал я в гневе. — Я должен был отпрыгнуть в сторону, или скрестить руки, или…
— Забудь! — сказала Элла и помогла мне подняться на ноги. — Меня он точно так же застал врасплох. Подлый маленький мерзавец, надеюсь, мы его больше никогда не увидим.
Урна лежала все еще там, где Элла выпустила ее из рук, чтобы прийти мне на помощь. Она была похожа на старомодную вазу для цветов. Элла подняла ее и протерла рукавом.
— Черная магия, — сказала она, когда я уставился на покрывавшие ее символы. — Не беспокойся. Цельда говорит: она действует только в том случае, если в нее веришь. Пойдем обратно к воротам. Мэт уже наверняка волнуется.
О Бородае я, естественно, совершенно забыл. Когда мы шли мимо епископальной резиденции (нет-нет, в темноте она вовсе не похожа на школу), за одним из окон мне померещилось гневное мерцание, а в моей голове раздался звон стекла и крик падающего сквозь морозный зимний воздух и разбивающегося насмерть Алейстера Йиндриха.
Еще сегодня у меня иной раз неожиданно, словно жирный отпечаток пальца, всплывает воспоминание, оставленное Алейстером в моей голове.