Однако я чувствовала, что мне вдруг дан серьезный шанс. Если не справлюсь с заданием, можно будет поставить жирный крест и на писательской карьере. В кинематографе была просто беда, количество фильмов сократилось до последнего предела. Советский период кино с его въедливыми редакторскими худсоветами, длинным съемочным периодом, тщательным подбором сюжета, актеров, натуры, финансированием от государства закончился. Профессиональные сценаристы стали не нужны. Режиссер, нашедший деньги на кино, сделался хуже всякого политизированного худсовета, который хотя бы следил, чтобы фильм оправдывал название «художественный».
Но ведь существуют способы взять неприступный писательский Иерихон! Где те трубы, от которых его стены рухнут?
Я заказала в церкви молебен «на начало всякого доброго дела». Пришла домой, села за стол — все равно не идет. Тогда уже позвонила духовнику и услышала простой совет:
— Давай так: помолилась, села и стала писать…
Чудны дела Твои, Господи! Совет помог. Я прочла канон ангелу-хранителю, села за стол и, ухватившись за пришедшее в голову первое же слово-зацепку, начала навертывать на него повествование — так от малой случайной песчинки в раковине зачинается жемчужина. В принципе, писателем может стать любой. Кто может помолиться, сесть и начать писать. Не просто писать, а писать и писать — с утра и до позднего вечера выдавливать из себя необходимые предложения из миллиона других человеческих словосочетаний. Ежедневно, методично, не ожидая «вдохновения», без ропота. Не ради славы, но по указанию евангельской притчи не зарывать талант в землю.
С меня каждый месяц требовали листаж. И я приносила в издательство по сто — сто пятьдесят страниц. Наборщицы каждый раз спрашивали:
— Что там дальше? Так интересно…
— Не знаю, — пожимала я плечами и шла домой думать, что там дальше.
Взялась писать я не легкое чтиво. Вышедшая книга имела вполне серьезную аннотацию. «На долю героев романа выпали страшные испытания военных и послевоенных лет — плен, лагерь, психушка. Смогли ли они выстоять и не сломаться среди лжи и лицемерия советской действительности? Неожиданные повороты сюжета, неподдельный драматизм происходящего превращает книгу в захватывающее чтение. В романе есть любовь и измены, поиски клада и приключения на золотых приисках, и многое другое…» Надо сказать, что герои романа жили какой-то отдельной от меня жизнью и сами управляли сюжетом. Но мало того. Они были словно живые, и я сама невольно переживала за них. Эмоции порой захлестывали так, что приходилось пить успокаивающее. Понять, куда стремится действие, было подчас так тяжело, что от напряжения неизвестности я переставала есть и спать. Только пила чай. И когда буксовавший роман начинал двигаться дальше — это была радость из радостей… И хороший обед в придачу.