И в этот момент, едва закончился мой отчет, в зале заседаний Конвента появился неизвестный человек весьма бледного вида и, направившись к месту председателя, протянул занимавшему в этот момент председательское кресло депутату Вернье какую-то бумагу. Вернье принял ее, начал читать… И все без исключения находившиеся в зале прекрасно различили, как меняется его лицо. Становясь таким же бледным, как и у принесшего послание. Стоящий по обыкновению рабочий гул принялся стихать, сменившись гробовой тишиной. „Что? Что такое?! — послышались наконец нетерпеливые возгласы. — Что случилось?“ Вернье оторвался от бумаги, посмотрел в зал невидящим взглядом и произнес сдавленным голосом:
— Секция Лепеллетье окружена тысячами солдат и сотнями пушек. Нам выставлен ультиматум: немедленно сложить оружие, вывести войска из города и заплатить единовременную контрибуцию в пользу предместий в размере пяти миллионов ливров золотом…
Тишина стала оглушающей: никто не мог поверить, что правильно понял то, о чем идет речь. Кто-то, встав, оглушительно громыхнул стулом. Под этот удар Вернье закончил:
— Если до двенадцати часов дня эти требования не будут исполнены, он прикажет открыть огонь, и секция Лепеллетье превратится в руины, под которыми погибнут все наши близкие… Комитеты Общественного Спасения, Общественной Безопасности и Военный Комитет арестованы на своих рабочих местах в полном составе. — Председатель бросил на меня затравленный взгляд, по которому я понял, что в письме указано мое отсутствие в Комитете. И только после этого, наконец, сумел оценить силу нанесенного удара — он был неотразим: — Потому что эти три Комитета представляли собой наше главное и единственное оружие, без них мы не могли управлять ничем… А угроза поступить с секцией Лепеллетье так же, как мы планировали поступить с мятежниками, говорила об очень решительном характере автора ультиматума. — В половине двенадцатого он даст первый залп, потом ждет полчаса и открывает непрерывный огонь. До половины двенадцатого осталось совсем…
Отдаленный грохот множества орудий, от которого задребезжали стекла, показал, что назначенный срок уже наступил. В зале все вскочили с мест, не зная, что делать.
— Ва… ваше превосходительство!.. — пролепетал бледный посланец рока, в котором я, вспомнив, с трудом узнал председателя комитета секции Лепеллетье, так он был напуган. — Сделайте же что-нибудь…
— Да кто такой этот „он“?! — выкрикнул одновременно кто-то из зала. Это обращение Вернье услышал. Словно очнувшись от дурного сна и обнаружив, что сон совсем не кончился, он провел рукой по лицу и произнес: