Я встал. Женщина обратилась к Коллинсону:
— Здравствуйте. Мистер Коллинсон, если я не ошиблась? — Более музыкального голоса я не слыхивал.
Коллинсон что-то пробормотал и представил меня женщине, назвав ее «миссис Холдорн». Она подала мне теплую твердую руку, а потом подошла к окну, подняла штору, и на пол лег прямоугольник сочного послеполуденного солнца, Пока я привыкал к свету и отмаргивался, она села и знаком предложила сесть нам.
Раньше всего я увидел ее глаза. Громадные, почти черные, теплые, опушенные густыми черными ресницами. Только в них я увидел что-то живое, человеческое, настоящее. В ее овальном, оливкового оттенка лице были и тепло и красота, но тепло и красота, будто не имевшие никакого отношения к действительности. Будто это было не лицо, а маска, которую носили так долго, что она почти превратилась в лицо. Даже губы — а губы эти стоили отдельного разговора — казались не плотью, а удачной имитацией плоти — мягче, краснее и, наверное, теплее настоящей плоти. Длинные черные волосы, разделенные посередине пробором и стянутые в узел на затылке, туго обтягивали голову, захватывая виски и кончики ушей. Она была высокая, налитая, гибкая, с длинной, сильной, стройной шеей; темное шелковое платье обрисовывало тело. Я сказал:
— Миссис Холдорн, мы хотим повидать мисс Леггет.
Она с любопытством спросила:
— Почему вы думаете, что она здесь?
— Это ведь не так важно, правда? — быстро ответил я, чтобы Коллинсон не успел вылезти с какой-нибудь глупостью. — Она здесь. Мы хотели бы ее видеть.
— Не думаю, что это удастся, — медленно ответила она. — Ей нездоровится, она приехала сюда отдохнуть, в частности — от общества.
— Очень жаль, — сказал я, — но ничего не поделаешь. Мы бы сюда не пришли, если бы не было необходимости.
— Это необходимо?
— Да.
Поколебавшись, она сказала:
— Хорошо, я узнаю. — Затем извинилась и покинула нас.
— Я не прочь и сам тут поселиться, — сказал я Коллинсону.
Он не понимал, что я говорю. Вид у него был возбужденный, лицо раскраснелось.
— Габриэле может не понравиться, что мы сюда пришли, — сказал он.
Я ответил, что это меня огорчит.
Вернулась Арония Холдорн.
— Мне, право, очень жаль, — сказала она, встав в дверях и вежливо улыбаясь, — но мисс Леггет не хочет вас видеть.
— Очень жаль, — сказал я, — но нам придется ее увидеть.
Она выпрямилась, и улыбка исчезла.
— Простите?
— Нам придется ее увидеть, — повторил я как можно дружелюбнее. — Это необходимо, я вам объяснил.
— Извините. — Даже холодность не могла испортить ее прекрасный голос. — Вы не можете ее видеть.