— Что на ужин? — спросила Алиса, легонько гладя рукой щеку Шарля, который молча водил пальцем по цветочному узору на обоях.
Ирис тоже присела на кровать, на самый краешек, и с бесконечным восторгом погрузилась в созерцание собственного отражения в зеркальном шкафу. Она провела ладонью по длинным и прямым светлым волосам, восхищаясь их блеском, затем повернулась в три четверти и любовно оглядела себя в новом ракурсе.
— Фондю, — с закрытыми глазами ответил Венсан.
Ирис уже стояла перед зеркалом в профиль и с дотошностью геометра изучала расстояние, отделявшее ее голый пупок от пояса штанов. Потом крутанулась на месте, вихрем взметнув гриву волос, улыбнулась своему отражению и рассмеялась, словно была один на один с кем-то, кого пыталась соблазнить через зеркальное стекло. Венсан, похоже, задремал. Шарль, от которого не ускользнул ни один придурочный жест сестры, продолжал блуждать взглядом по обоям. Алиса рывком вскочила, немного нервно хмыкнула и вышла из комнаты. Вот всегда так. Дня без нее прожить не могут, хоть режь их.
Внизу сидели Поль и Виктор, какие-то притихшие и непохожие на себя. Обычное дело при встрече младшего поколения обоих семейств. Как будто столкнулись две команды — городских крыс и крыс-полевок.
— Не лезь, сами разберутся, — на ходу шепнула ей Клотильда, направляясь на кухню.
За ней по пятам следовала тетя Фига. Судя по увлеченности сигаретой и очередными байками, помощи от нее племянница вряд ли дождется. При появлении второй сестры она оживилась — свежая аудитория, — но тут Пьер позвал всех к столу. Молодежь усадили на одном конце, тетю Фигу — между мужчинами. Анри как существу практически бесполому досталось почетное место без собеседников. Алиса сидела напротив тетки и с удивлением смотрела на ее прическу, производившую странное впечатление. Густая пакля крашеных волос топорщилась на голове, словно ее хозяйка так и не избавилась от своей шапки. Правда, цвет сменился — был черный, стал голубой.
Пьер колдовал над подставкой, которая по идее должна была нагреваться и не давать остывать маслу в сковородке. Они с женой вели безмолвный, но весьма напряженный диалог, обмениваясь свирепыми взглядами, говорившими: видишь, опять не пашет; сколько раз просила купить новую; да подожди, сейчас заработает, просто давно не включали… Алиса прямо-таки ощущала, до чего измотана сестра, изнемогающая от любви к ним всем и не умеющая выразить эту любовь иначе, чем стремясь всех их накормить.
Тетя Фига, следуя давно заведенному ритуалу, пустилась в воспоминания об Оноре. Ее поколение привыкло оживлять мертвых, оставляя им место за столом, но никогда их не оплакивало.