Средневековая история (Гончарова) - страница 23

И все же…

Аля пролежала бы в кровати и дольше. Намного дольше. И даже не ругала себя. Во-первых, она морально расклеилась. Действительно — попала ведь…

Во-вторых, тело просто зверски болело. Даже прием ванны обходился недешево. Все тело сводили судороги, пот катился ручьями, голова кружилась и болела…

В-третьих…

Аля почти все время проводила в каком-то полусумрачном состоянии.

Не ее мир. И не ее тело. И вот с этим были связаны самые разные побочные эффекты.

То ее начинали бить судороги. То она начинала истерически рыдать. Причем разумом она понимала, что рыдать не с чего, а слезы катились горохом. А то вообще..

Ей снились странные сны.

Яркие, цветные…

О маленькой девочке.

Вот она сидит за столом и смутно знакомая женщина уговаривает ее:

— Ложечку за маму, ложечку за папу…

— Не хочу, — капризничает девочка. — Няня, отвяжись!!!

Каша летит в одну сторону, ложечка в другую… няня, вместо того, чтобы надрать уши противной девчонке (Аля бы точно так сделала) подбирает ее и принимается уговаривать дальше.

— Ну, Лилечка, ну родненькая…

Картинка плывет и меняется.

Та же девочка в возрасте пяти лет, семи, десяти… капризничает, примеряет новые платья, ругается что-то требует, хлещет по щекам лакея, кричит на пожилого усталого человека — откуда-то Аля знает, что это — ее отец.

Смотреть на все это не слишком приятно, но отвести взгляд тоже не удается.

Еще одна картинка удивительно яркая:

— Дочь моя, вашей руки просит граф Иртон.

— Граф?!

— Да. Я решил дать свое согласие.

— А мое мнение в расчет не принимается? Он старик или урод?!

— Граф молод и весьма красив.

Девушку — и весьма луноподобную (в плане форм) девушку это не останавливает. Она ругается и швыряется чем-то вроде ваз. Но переубедить отца ей не удается.

И опять картинка.

Помолвка.

Удивительно красивый молодой человек. Черные пряди волос, ярко-голубые глаза, мускулистое тело… и выражение отвращения в самой глубине глаз. Он склоняется в поклоне, протягивает цветы, говорит какие-то слова, а сердце бьется. Бьется так сильно, что готово выскочить из груди.

Неужели ЭТО — МОЙ МУЖ!?

И мы с ним навсегда, и в горести и в радости, и вообще…

Губы красавчика касаются полной руки — и девушка ощущает, что щеки подозрительно теплеют. А его глаза все так же холодны и спокойны. Ему просто… все равно.

Безразличие.

Вот что страшно.

А еще пугает первая брачная ночь.

И когда она наступает, Лилиан гасит все свечи.

Молодой супруг натыкается на что-то в темноте, долго ругается, потом зажигает свечу…

— Не надо, — просит Лиля. Но куда там…

— Вы что — думаете, в темноте станете приятнее на ощупь?