Короче — крестец.
Общаться с ним долго нельзя априори. Расколет. Это для крестьян она графиня, пусть и с заездами на всю крышу — так они ее и видели-то раз в год! Для Эммы… ох, хитра дама…
А вот священник… но что же делать, что делать… надо бы его испугать, но не обидеть, никак не обидеть… потом-то он пригодится, обязательно…
— Ладно. Пусть ждет. Угостите его там чем есть…
— Вареные овощи, госпожа. Каша с мясом. Черный хлеб. Вы же приказали…
— Вот и подайте это, — Лиля фыркнула. В глазах Эммы плясали веселые искры. Ну да. Диету надо соблюдать. Посему на все вкусности был наложен строжайший запрет. Даже ключи от кладовки с провизией Лиля отдала Марте. Подальше от искушения. А то желудок твердо вообразил себя чем-то вроде бездонной бочки и требовал заполнения.
— а вы не переоденетесь, госпожа?
Лиля только вздохнула. Она сильно подозревала, что Эмма умнее, чем показывает. И ее очень интересуют странности в поведении хозяйки. Но…
Выгода!
Все упирается в выгоду!
Пока люди понимают, что с ней лучше, чем без нее — ей не дадут пропасть.
Но с пастером ссориться нельзя. Подозрений вызывать — тоже. Религия в средние века — это мощная сила.
Но и денег она ему не даст. Перетопчется!
Лиля сильно подозревала, что это как с цыганками — потом не отвадишь.
— Марту ко мне кликни. Или кого из девчонок, — женщина вздохнула и потопала в гардеробную. Выбирать самое откровенно дурачье платье.
Чтобы напялить все полагающееся, потребовалось где-то полчаса. Лиля нервничала, шипела на служанку и топала ногой. Чай, не богадельня, чтобы так копаться!
Итак!
Что требуется?!
Да выпроводить гада! Так, чтобы ему и возвращаться не захотелось. А что не переносят мужчины?
Скандалы, слезы и истерики. И плевать, какой там век на дворе. Психическая дура — в любом веке страшная сила!
Аля золоченной копной вплыла в гостиную. И впилась глазами в пастера Воплера.
Ну, что тут скажешь. Обычный мужчина. Не страшный, но и не красавец. Лицо простоватое. Но телосложение при этом неплохое. Руки вполне аристократические. М-да…
Либо чей-то отпрыск? Выучили и запихнули в глушь?
Память Лилиан Иртон отвечать отказывалась. Такие мелочи, как сельский священник графиню не волновали. Конечно, он же несъедобный.
Лиля еще пыталась вспомнить, а тело само выполняло все предписанное. Опустилось на одно колено, рука выполнила знак Альдоная…
— Благословите, отче.
Пастер неторопливо поднялся из кресла, подошел и положил руку ей на голову.
— Благословляю тебя, дитя света.
Интересно, руки он мыл? Хотя бы раз за неделю?
На этом церемония приветствия была закончена и обе высокие стороны плюхнулись по креслам. Лиля — грузно, пастер более изящно. И посмотрели на стол.