О Гриньке, о Саньке и немного о девчонках (Рыжаков) - страница 3
Под горой, вправо от нас, стояла старая-престарая баня без крыши. Она была настолько дряхлая, что в деревне никто не знал, чья это баня и сколько времени она тут торчит.
И вот гляжу: Гринька что-то все воротит и воротит к этой бане. Кричит что-то, здорово так кричит, а мы с Васьком никак не поймем — что.
— Поет это он, — сказал Васек.
— Да нет, Васьк, — сказал я, — не похоже. И баня-то совсем рядом, и визжит он, как поросенок недорезанный.
— Радуется.
Вдруг Гринька подпрыгнул, как козел, ударился об снег, подскочил и кулем брякнулся в угол бани. Из бани только труха посыпалась.
— Ууу-х! — выдохнул Васька. Мы сбежали вниз.
Гринька, как циркач, кувыркался в сугробе, зажал голову руками и орал. Ох и голосище у него прорезался!
К месту «аварии» с соседних пологих горок стекались малыши. Они осматривали развороченный угол бани, с радостным гомоном хватали гнилые осколки и восхищенно повторяли:
— Вот это да!
Гринька, заслышав голоса, уселся посреди сугроба, тупо огляделся. Встал.
Мы с Васькой переглянулись. Нам показалось, что Гринька здорово-таки поумнел.
Шапки на нем не было. Через всю верхнюю половину его лба тянулась огромаднейшая шишка, отчего лоб у Гриньки стал высоким и ужасно выпуклым, как у настоящего ученого или поэта.
А Гринька, не обращая ни на кого внимания, молча подошел к бане и принялся ее раскидывать. Мы последовали его примеру, и скоро от трухлявой постройки остались только воспоминания да на Гринькином лбу все распухающая шишка.
Расквитавшись с баней, Гринька посмотрел на свои ноги (на валенках остались лишь ремни с бечевами) и сердито потребовал лыжи. А где их возьмешь?
Малыши перепахали на месте Гринькиного приземления весь снег — и все напрасно. Вместо лыж Гриньке подали смятую, рыжую от трухи шапку.
Гринька ударил ею о коленку и попробовал надеть на голову, но…
— Ничего, — успокоил нас Гринька, — дома есть старая отцовская. Она будет как раз.
— А не мала, Гринь? — робко сказал Васек.
— Она порванная — влезет. И вдруг спросил:
— Спички есть?
— А что, Гринь?
— Костер бы запалили. Вишь, сколько дров.
Малыши ликующе взвыли:
— Костер! Костер!
Я побежал домой за спичками.
Возле костра малыши тесно жались к Гриньке, с завистью смотрели на его багровую шишку. Иногда кто-нибудь не выдерживал и тихо спрашивал:
— И не больно, Гринь?
— Ничтяк.
— И нисколечко?
— Ну.
Малыши вздыхали и украдкой ощупывали свои лбы. Каждому хотелось иметь свою такую шишку и было страшно. Ведь своротить лбом угол бани не так-то просто. И после этого придумать такое — костер. А он полыхает, искры к небу летят.