Добросердечная и чуткая, она любила свою дорогую Лейзен, и свою дорогую Феодору, и свою дорогую Виктору, и свою дорогую мадам де Спат. И свою дорогую мамочку, конечно, она тоже любила; это было ее обязанностью; и все же — она не могла объяснить почему — счастливее всего она чувствовала себя с дядей Леопольдом в Клермонте. Там старая миссис Луиза, которая много лет назад присматривала за ее кузиной Шарлоттой, баловала ее от всего сердца; да и сам дядя был к ней до удивления добр, разговаривая с ней вежливо и серьезно, как со взрослой. Они с Феодорой неизменно рыдали, когда краткосрочный визит заканчивался и им приходилось возвращаться к заполненной скучными обязанностями и навязчивыми воспитателями кенсингтонской жизни. Но иногда, если дела задерживали мать дома, ей позволялось выехать на прогулку с ее дорогой Феодорой и ее дорогой Лейзен, и тогда она могла говорить все что хочется, смотреть куда хочется, и ей это очень нравилось.
Визиты в Клермонт были достаточно частыми, но один из них, нанесенный по особому случаю, запомнился надолго. Когда ей было семь, король пригласил ее с матерью в Виндзор. Георг IV, обрушивший весь свой скверный характер на невестку и ее семью, наконец, устал от гнева, и решил сменить его на снисходительную милость. Старая развалина, подагрик в парике, громадный и помпезно одетый, со стоящей рядом в многочисленных украшениях фавориткой и окруженный свитой, изволил принять крохотное создание, которому предстояло однажды появиться в этих же залах, но уже совершенно в ином статусе. «Подай мне свою маленькую лапку», — сказал он, и два поколения соприкоснулись. На следующее утро, проезжая в фаэтоне с герцогиней Глочестерской, он встретил в парке герцогиню Кентскую с ребенком. «Посадите ее сюда», — приказал он, что, к ужасу матери и восторгу дочери, было тут же исполнено. И они помчались к. Вирджинскому пруду, где плавала громадная баржа, с которой удили рыбу лорды и леди, и еще одна баржа с оркестром. Король, нежно взглянув на Феодору, похвалил ее манеры и затем обратился к своей собственной маленькой племяннице: «Какая у тебя любимая песня? Сейчас оркестр ее сыграет». «Боже, храни Короля», — последовал мгновенный ответ. Эти слова часто приводят как пример врожденной тактичности, которой принцесса славилась впоследствии. Однако она была чрезвычайно правдивым ребенком и, вероятно, действительно любила эту песню.
III
Герцог Йоркский, нашедший некоторое утешение после смерти жены в симпатиях герцогини Рутлендской, умер в 1827 году, оставив после себя недостроенную громаду Стаффордского дома и 200000 фунтов долгов. Тремя годами позже ушел и Георг IV, и правление перешло к герцогу Кларентийскому. Новая королева, теперь это было очевидно, ни при каких обстоятельствах уже не могла стать матерью, поэтому парламент признал принцессу Викторию предполагаемой наследницей Короны и герцогине Кентской, годовое содержание которой было удвоено пять лет назад, выделили дополнительно 10000 фунтов на содержание принцессы. Кроме того, ее назначили регентшей на случай смерти короля до совершеннолетия ее дочери. В это же время начались великие потрясения государственной системы. Власть Тори, господствовавших в Англии более сорока лет, внезапно начала ослабевать. В развернувшейся вслед за этим неистовой борьбе какое-то время даже казалось, что могут быть разрушены вековые традиции, что слепое упорство реакционеров и решительная ярость их противников не кончатся ничем иным, как революцией. Но, в конце концов, удалось прийти к компромиссу: был принят Закон о реформе. Центр тяжести конституции сместился в сторону средних классов, к власти пришли Виги, и состав правительства приобрел либеральный оттенок. В результате этих перемен изменилось и положение герцогини с дочерью. Имея покровительство оппозиционной группы, они пользовались поддержкой официального большинства нации. С этого времени принцесса Виктория считалась живым символом победы средних классов.