Тем не менее Лорд М. вернулся, и несчастья отступали под волшебным влиянием его присутствия и разговоров. Ему тоже пришлось пройти через многое, и боль его усугублялась сознанием собственного бессилия. Он достаточно ясно понимал, что, вмешайся он в нужный момент, ссору с Хастингсами можно было предотвратить. И в случае с королевской опочивальней он знал, что позволил пренебречь своим мнением и пошел на поводу личных чувств и импульсивности Виктории. Но он был не из тех, кто сильно страдает от укоров совести. Невзирая на монотонность и строгость дворцовой жизни, взаимоотношения с королевой оставались основным его интересом. Лишиться их было невыносимо, и когда эта нелепая случайность была — неважно каким способом — преодолена, он снова ощутил себя победителем.
Дай Господь ему в полной мере насладиться этими скоротечными часами счастья! И вот, в те осенние месяцы 1839 года, взлелеянная благосклонностью монарха и согретая обожанием девушки, осенняя роза пышно расцвела. В последний раз распустились прекрасные лепестки. В последний раз в этом невообразимом, нелепом, почти что невероятном союзе старый эпикуреец ощутил утонченные романтические чувства. Наблюдать, учить, сдерживать, ободрять юное создание королевской крови — это было много; ощущать в такой постоянной близости ее живую привязанность, ее искрящуюся энергию — это было еще больше; но, вероятно, самой ценной была возможность подолгу проводить время в забавных размышлениях, бессвязно говорить, отпускать незначительные шутки по поводу яблок или оборок на платье, мечтать. Весна его чувств, глубоко скрытая от постороннего глаза, была ошеломляющей. Часто, наклоняясь и целуя ей руку, он ощущал на глазах слезы.
На Викторию, при всей ее неприступности, такой союз рано или поздно должен был подействовать. Уже два года как она перестала быть простой школьницей. Даже в ее поведении произошли заметные изменения. Выражение ее лица, некогда «простодушное и безмятежное», теперь выглядело для проницательного наблюдателя «самоуверенным и недовольным». Она успела почувствовать и вкус власти, и боль, причиняемую ею, но дело не только в этом. Лорд Мельбурн своими мягкими наставлениями пытался направить ее на путь мудрости и сдержанности, но всеми подсознательными движениями своего характера толкал ее в совершенно ином направлении. Чистый и твердый хрусталь, подверженный столь долгой, непрерывной обточке и коварной текучести, испытал странные метаморфозы. Он стал понемногу размягчаться и мутнеть. Гуманность и склонность к ошибкам — очень переимчивые вещи; могла ли первая ученица Лейзен их подхватить? Возможно ли, чтобы она начала прислушиваться к голосам сирен? Чтобы тайные импульсы самовыражения и даже потакания собственным слабостям овладели ее жизнью? На какой-то момент дитя нового века оглянулось назад и помахало рукой восемнадцатому столетию. Это был наиболее критический момент ее пути. Если влияние этих обстоятельств сохранится достаточно долго, то развитие ее характера и сама история ее жизни может полностью измениться.