– Тихо, Козырь! – Рутков с силой упер ему в подбородок ствол «ТТ». – Кто еще в доме?
– Ни-к-к-кого, – прохрипел тот. – Только Клавка…
– Хорошо, пойдем посмотрим…
Убедившись, что Козырь сказал правду, Рутков убрал оружие и посадил его на табуретку в углу.
– Где Весло? Шут где?
– Откуда я знаю? – насторожился хозяин. – Я их уже с месяц не видел. А что такое? У меня с ними никаких дел нет. Вот, хоть у Клавки спросите…
Дородная женщина со шпильками во рту и неприбранными волосами кивнула.
– Разберемся! – бодро вскрикнул Рутков. – Саша, найди понятых! Сейчас посмотрим, что у нашего дружбана в заначке имеется…
– Какие у меня заначки? – уныло пробубнил Козырь.
– А вот мы и посмотрим!
Мебели и вещей в домике было немного, поэтому обыск прошел быстро. Слова хозяина вроде бы подтверждались. Но, открыв напоследок платяной шкаф, капитан вынул газетный сверток, развернул, присвистнул:
– Ничего себе! Ты что, Козырь, на работу устроился? И где это у нас десять тысяч зарабатывают? На полярной станции? А это что?! О! Это твой рабочий инструмент! Понятых попрошу подойти поближе…
Разворошив несколько простынь, капитан Рутков осторожно извлек из-под них «наган».
Козырь обреченно махнул рукой.
* * *
В обкоме был обычный рабочий день. С утра третий секретарь Терехов провел совещание, посвященное исполнению директивы ЦК КПСС по осуждению валютчиков – Грохотова и иже с ним. Это была линия Отдела пропаганды и агитации, Бузякин отчитался довольно толково: проведено сто сорок собраний трудовых коллективов, в центральные газеты направлено десять коллективных писем с требованием расстрелять преступников, а судей, вынесших ранее им мягкие приговоры, исключить из партии и снять с работы.
– Таково единодушное мнение советских тружеников! – закончил завотделом, и пять его подчиненных в унисон кивали головами.
Вроде все правильно, придраться не к чему, но добрых слов для докладчика у секретаря не находилось.
– А вы хоть понимаете, что такое «расстрелять»? – язвительно спросил Архип Кузьмич. В отличие от своего молодого, не знающего практической остроты революционной борьбы подчиненного, он-то это хорошо понимал, ибо видел, как брызгают мозги из размозженного пулей затылка.
– Что? – переспросил Бузякин. И шесть пар преданных глаз с непониманием обратились к Терехову. Непонимание было искренним. Указание спущено сверху, оно исполнено, зачем еще что-то понимать?
Архип Кузьмич махнул рукой.
– Ладно, ничего. Все свободны.
Деликатно заскрипели отодвигаемые стулья. Через пару минут кабинет опустел. И почти сразу прозвонил телефон, один из шести – белый, без номеронабирателя. Прямая связь с Первым. Это было событие. Грозное событие. Как гром среди ясного неба. Обычно звонила его секретарша, Карелия Ивановна.