Дом выглядел абсолютно целым. Сохранились даже лавочки у подъезда. Вряд ли их восстанавливали позднее. Сомнительно, что хоть кому-то это надо в лишенной центральной власти Самаре.
Подъездная дверь та же самая – выкрашенная серой краской жестянка, претендующая на гордое звание бронированной. Естественно, не работал домофон. Так он и в прошлые годы работал через раз. Но замок остался на месте. И деревянная обшивка двери со стороны подъезда уцелела. То ли некому срывать было, то ли не показалась она достойной каких-либо усилий…
Внутри подъезд был обшарпан ненамного сильнее, чем раньше. В основном за счет сильно облупленной краски да облезшей побелки. К лифту даже и подходить не стали.
Прошли первые два пролета, сторожко ощетинившись стволами. Звуков никаких. Даже на улице как-то тише стало… Дальше пошли быстрее. Не заглядывая за каждый угол и поворот.
После третьего этажа внешний вид стен и потолка заметно изменился. Наводнение наводнением, но сюда вода, похоже, не дошла… Четвертый этаж.
– Дверь направо, – чуть слышно просипел Боря.
Урусов кивнул понимающе. С пятки на носок перетек вплотную к общей на две квартиры двери. В руках у капитана снова оказался «стечкин», до того вроде бы спокойно спящий в «оперативке».
Юринова начало понемногу колотить от волнения. Слишком сильным было ощущение, что случится чудо. Вот возьмет и откроет бабушка, живая и совершенно не изменившаяся, обнимет его и скажет: «Ну, наконец-то, Боренька, я так долго ждала…»
Чуда не произошло. В ответ на настойчивый стук из глубин квартиры раздался хриплый полупьяный голос:
– Кого еще черти принесли ни свет ни заря?
– Хороший у мужика режим, – тихо усмехнулся Урусов, и перевел предохранитель на автоматический режим, – полпятнадцатого утра за бортом.
– Извините, пожалуйста, – прокричал в ответ Борис, – у нас нет к вам никаких претензий! Интересует судьба старых владельцев. Может, вы что-то знаете?
– А раз нет претензий, то и вали на фуй! – донеслось из-за двери. – Ходят тут всякие…
– Послушайте, мы хотим только поговорить!
Юринов и сам понимал, что для пьянчуги, с утра уже залившего глаза, любые аргументы выглядят неубедительно, но с подобными персонажами общаться у него никогда не получалось. Зато, как оказалось, это отлично умел Урусов.
– Слышь, бобрятина охеревшая! Выбирай: опохмел халявный или граната под дверь?
С той стороны замолчали, лишь громкое сосредоточенное сопение выдавало бурную работу мысли.
– Что, правда похмелиться дашь? – прозвучало с неясной надеждой.
– Налью сто грамм. Если прямо сейчас дверь откроешь! А если нет – то за упокой лично усугублю.