По комнате разносились приглушенные перешептывания, но Томасу они представлялись доносящимися будто из параллельного мира. Он уставился в перекрещенные деревянные планки койки над ним, чувствуя, что погружается в сон. Но ему очень хотелось поговорить с Терезой, и он к ней обратился мысленно.
— Как там у тебя? — спросил он. — Жаль, что ты не с нами.
— Вот еще! — отозвалась она. — Спать с этими вонючками?! Ну уж нет.
— Да. Ты права. Минхо пукнул раза три за последнюю минуту.
Томас понимал, что попытка пошутить была неуклюжей, но ничего остроумнее в голову не пришло.
Наступила томительная пауза.
— Мне очень жаль Чака, правда, — наконец мысленно проговорила Тереза.
У Томаса кольнуло в груди, и он закрыл глаза, прокручивая в памяти события невероятной ночи.
— Он бывал таким надоедливым, — сказал Томас и замолчал. Он вдруг вспомнил вечер, когда Чак напугал Галли до полусмерти в уборной. — Но мне так больно. Как будто родного брата потерял.
— Понимаю.
— Я пообещал ему…
— Перестань, Том.
— Что? — Он хотел, чтобы Тереза его успокоила, сказала какие-то волшебные слова, которые помогли бы унять душевную боль.
— Перестань корить себя. Половина из нас выжила. Если бы мы остались в Лабиринте, то все были бы мертвы.
— Но Чак все равно погиб, — сказал Томас.
Его терзали муки совести. Он знал наверняка, что без колебания обменял бы на Чака любого из присутствующих здесь глэйдеров.
— Он погиб, спасая тебя, — ответила Тереза. — Это был его выбор. Теперь постарайся сделать так, чтобы его смерть не была напрасной.
Глаза Томаса наполнились слезами; одна из них, выкатившись из-под век, скользнула по виску и утонула в волосах. Целая минута прошла в молчании, затем юноша сказал:
— Тереза.
— Что?
Делиться самыми сокровенными мыслями было тяжело, но Томас все-таки решил признаться:
— Я хочу вспомнить тебя. Вспомнить нас. Ну, ты понимаешь, до всего этого…
— Я тоже хочу.
— Кажется, мы… — Он никак не решался высказать свою мысль.
— Да, наверное…
— Интересно, что будет завтра.
— Через несколько часов узнаем.
— Точно. Ну, тогда спокойной ночи. — Он хотел добавить еще кое-что… много чего — но не пересилил себя.
— Спокойной ночи, — ответила она как раз в тот момент, как погасили свет.
Томас повернулся на бок. К счастью, было темно, и никто не мог увидеть его лица — на нем застыла не совсем улыбка, не откровенное проявление счастья. Но почти…
Впрочем, и этого «почти» было сейчас вполне достаточно.