Однако эта радость предоставилась ему сейчас же; с другой стороны сада, к которой оба они сидели спиною, к ним подошел господин тоже средних лет; он остановился и уставил на Рогова удивленный, почти вызывающий взгляд.
Блехкугель обрадовался и, пожав ему руку, стал объяснять:
— Оказывается, что мы оба с вами правы: пред вами сидит господин Адриянов-старший, но не отец, а старший сын, много лет проведший на Дальнем Востоке и там заведовавший отделением своей экспедиционной фирмы.
— Ах, вот что! — с распускающейся на лице улыбкой сказал Сакс. — А я и не знал!.. Но как странно, что вас тоже зовут Константином!
— Садитесь, господин Сакс, — прервал его Рогов, — и для первого знакомства позвольте рассказать вам, как это случилось.
— Прелюбопытно в самом деле!
— Вот изволите ли видеть, — быстро сымпровизировал Рогов, у которого вообще было достаточно находчивости на всякое вранье. — Адрияновы существуют давно; наша фирма основана моим дедом.
— А я полагал — отцом? — вопросительно проговорил Сакс.
— Отец только расширил ее и завел сношения с Европой, — пояснил Рогов. — Дед же давно затеял дело транспортирования клади и экспедиции товара по Сибири. Когда я рождался на свет, он потребовал, чтобы мне дано было при крещении его имя, говоря, что представитель фирмы Адрияновых был и будет Константином. Когда же родился мой второй брат и у отца явилось сознание необходимости поставить и его где-либо представителем нашего обширного дела, то он не мог ослушаться воли нашего деда и должен был также и ему дать имя Константина.
— Вы говорили, что у вас есть еще третий брат? — спросил Блехкугель.
— Ах, в самом деле? А я не знал! — вновь удивился господин Сакс. — Где же ваш третий брат?
— Он еще очень молод и сейчас учится в коммерческом училище в Петербурге, — нисколько не смущаясь, ответил Рогов, после чего прибавил: — Но, господа, теперь воздадим должное этому симпатичному учреждению, которое, кажется, порекомендовали мне недаром.
Обед начался.
Рогов вспомнил о том, что в последнее время ему уже вторично приходилось выдавать себя за постоянного жителя Сибири. На несколько минут его встревожила мысль: не дурное ли это предзнаменование? Но он сейчас же отогнал от себя все печальное и стал так часто опоражнивать свой стакан, что и Блехкугель, и Сакс даже выразили некоторое восторженное удивление перед неутолимостью русской жажды. Однако это нисколько не помешало Роману Егоровичу сознавать необходимость некоторой осторожности с новыми знакомыми. Легко могло статься, что Сакс напишет в Варшаву или в Петербург о своей встрече с ним, и тогда забьют тревогу, изобличат его и сцапают. А это требовалось предотвратить.