Плен брата тревожил Марину не менее исчезновения матери. Возвращение Фоки во Владимир чрезвычайно обрадовало ее, она была готова броситься ему на шею, но ложный стыд по-прежнему удержал.
В отсутствие брата она очень подружилась с Василько, не подозревавшим, что в лице княжего отрока он говорит с названой сестрой.
— Эх, брат Максим, жаль, что Фока в полону! Отпросились бы мы с ним у князя да и отправились в Киев матушку отыскивать.
— Взяли бы меня с собой в товарищи?
— Почто не взять, втроем-то поваднее!
Разговор происходил в изографной избе.
— Да и я с вами не прочь! — вмешался в разговор старый Мирон. — Сказывали, что Глеб Юрьевич киевские храмы поправлять зачал: я бы ему по изографному делу пригодился…
Скоро вернулся из плена и Фока.
Дружинники стали просить старика Михно, чтобы он попросил князя разрешить им отлучиться в Киев.
С такой же просьбой обратились к князю и Мирон с Мариной.
— Вас-то я, пожалуй, отпущу, — ответил князь, — а дружинников нельзя: больно мало у меня дружины осталось.
— Да не с кем сейчас и воевать, княже! — заметил Михно.
— Кто его знает: пораскинуть умом-разумом, может быть, и найдется! — загадочно отвечал Андрей.
Василько с Фокой приуныли, не имея возможности отправиться в Киев, они передали приметы Елены старому изографу и Максиму и просили поискать в близлежащих женских монастырях.
Стояло жаркое лето, когда изограф и княжий отрок выехали из Владимира.
Оба они ехали верхами, на луке седла Мирона висела большая торба с различными принадлежностями изографного искусства. Его молодой спутник вез с собою угольники и кисти. Выехав из города, они отправились по знакомой им обоим дороге в Киев.
Мирон, по своему обыкновению, распевал на пути духовные канты. Марина молчала; мысли ее были далеко, возле горячо любимой матери, отыскать которую она решила во что бы то ни стало. Путники отъехали довольно далеко от города, когда солнце стало садиться.
Крестьяне, не тревожимые этот год междоусобицами, засеяли поля: по обеим сторонам дороги колосилась золотистая рожь.
— Где ж, дедушка, заночуем? — спросил Максим.
— Где Бог приведет, Максимушка! Тебе лучше знать: не впервые этой дорогой едешь!..