— Такая ей припала охота странствовать, что и мужа, и детей покинула. Посейчас они у нас в Воротыновке живут, а про нее уж пятнадцать лет ничего неизвестно. Были слухи, будто в Иерусалиме, у гроба Господня, ее видели, а куда оттуда пошла, никто не знает. Дети повыросли, поженились да замуж вышли.
— А велико ли семейство у вашего барина? — спросила странница, снимая лапти и развязывая онучи.
— Молодые еще, всего только второй год поженились.
— Деток нет?
— Нет. Больной у нас барин-то: припадочный да слабоумный, вроде как бы юродивый.
— Барыня, значит, всем орудует? — допытывалась странница.
— Да барыня. Только воли он ей много не дает. Рада бы всем завладеть, да руки коротки.
— Злой он, значит?
— Это барин-то? — Баба даже руками развела от изумления: таким нелепым показался ей этот вопрос. — Какая же может быть в нем злость, когда он — Божий человек, блаженненький?
Наступило молчание. Странница с пытливым любопытством всматривалась в собеседницу.
— Ты, тетка, не их дворовых ли? — спросила она наконец.
— Из дворовых. А что?
— Так. По разговору признала я тебя за дворовую, речь у тебя не мужицкая.
Баба промолчала.
— Давно ли на селе живешь?
— Давно, — ответила хозяйка и, потупившись, опять смолкла.
Странница смотрела на нее с возрастающим любопытством и вдруг спросила у нее:
— Ты барина Александра Васильевича помнишь?
Баба еще ниже опустила голову.
Еще с минуту вглядывалась в нее странница молча, а затем назвала ее по имени:
— Тебя Дарьюшкой звать?
Баба вскинула на нее недоумевающий взгляд.
— Почему ты знаешь, как меня зовут? — прошептала она не без испуга.
— А потому и знаю, что двадцать годов мы так друг дружку звали: я тебя — Дарьюшкой, а ты меня — Малашей.
— Маланья Тимофеевна! — вскрикнула хозяйка избы, подаваясь порывистым движением к своей посетительнице.
— Она самая и есть, — ответила та с усмешкой. До полуночи проболтали приятельницы.
Дарья рассказала, как она, после отъезда господ из Воротыновки, с управителем спуталась и «барской барыней» жила, и как змея подколодная, Машка Ковровая, под нее подкопалась и заставила управителя ее за Сергуна, пьяницу, замуж выдать, и как Сергун из барской конюшни сбрую украл да проезжим купцам продал. Его за эту проделку в солдаты забрили, а ей с сынком (сынок-то управителев был) дозволили на селе в мужнином доме жить.
— А где же теперь твой сынок? Помер, что ли? — спросила Маланья.
Нет, Дарьюшкин сын не умер, а был взят на барский двор при одном из управителей, присланном Александром Васильевичем лет шесть тому назад. Управительша-то форсунья была, барыню из себя представляла и выучила мальчишку заправским лакеем у стола служить. Теперь он при господах. Служба не тяжелая. Барин невзыскателен, все сам делает, одной только барыне надо служить. Гостей никогда у них не бывает, всех отвадили. Даже и духовенство по большим праздникам перестали теперь угощать. Сперва завели было такой порядок, чтобы по воскресеньям, после обедни, на пирог звать, а потом начали и от этого обычая отставать.