— И корочки все рассыпала, — подсказала попадья сонным голосом.
— Рассыпала, родимая, все до единой рассыпала.
Попадья поднялась с места.
— Что-то мой поп теперь? Доехали они, что ли, до Ямок-то? — проговорила она, зевая и потягиваясь.
— Как уж, чай, не доехать? Речкой-то ближе — речкой до Ямок рукой подать. А ты бы соснула маленько до утра-то, — посоветовала Матрена.
— И то, разве соснуть, — согласилась попадья и побрела в горницу.
Отец Никандр съездил в Ямки благополучно и вернулся назад со своими спутниками раньше, чем можно было ожидать.
Лапшиха как будто только его и ждала, чтобы помереть: уж во время исповеди застывать начала и, как только причастилась, так Богу Душу и отдала.
Поп был мрачен и неразговорчив.
— Намаялся, сердешный! Целую ночь хоть бы часочек заснул. Ведь только было глаза завел, кашлем намучившись, как из Ямок-то за ним приехали, — сказала попадья старшим дочерям, отвечая на их расспросы про отца.
Меньшие дети были еще слишком малы, чтобы интересоваться чем бы то ни было, кроме сусальных пряников да катанья в салазках по замерзшим лужам на дворе.
От племянника попадья узнала, что поп на обратном пути кашлял меньше, чем тогда, когда он ехал туда, и что при дележке дьячку две гривны досталось. Лапшиха, значит, щедро заплатила за последнее напутствие в жизнь вечную, а потому приписывать угрюмость попа разочарованию в материальном отношении было невозможно.
— Намаялся, намаялся, — повторяла попадья с еще большею уверенностью после этого известия.
Однако поп и в бане попарился, чаю целый самовар выпил и часа три в полнейшем спокойствии на своей высокой постели пролежал (уж спал ли он или нет, Бог его знает), а угрюмость его не проходила.
Семья поужинала в полнейшем безмолвии, а когда все улеглись спать, отец Никандр, шепотком и боязливо оглядываясь по сторонам, рассказал жене такую историю, что и у нее на долгое время сон отлетел от глаз.
Лапшиха перед смертью сообщила своему духовнику страшную тайну.
— Слыхала ты про ту несчастную, что в Яблочках в подвале жила и скончалась? Давно уж это было, лет за десять перед тем, как нам сюда переехать? — спросил поп у жены.
— Это сумасшедшая-то?
— Ну, да. Мало теперь кто про нее и помнит-то.
— Наша Матрена помнит. Сегодня ночью она мне про нее рассказывала.
— Сегодня ночью? — подхватил с испугом поп. — С какой это стати сегодня ночью?
— Да так! Не спалось мне, а ее лихоманка трепала. Ну, вот мы от скуки и начали старое перебирать. Она ведь из Яблочков, Матрена-то. «Я, — говорит, — видела, как ее хоронить несли с ребеночком ночью…»