— Я же не местный. В Забол едем, — неожиданно произнёс Спец. Раньше он избегал таких разговоров, и теперь Раста удивлённо на него уставилась.
— Подожди, а как же война? Она вас не затронула? — спросила она, вспоминая, как Спец всегда отшучивался про своих родителей, что «они жили долго и счастливо и умерли в один день».
— Родители жили долго и счастливо, — повторил свою обычную фразу Спец и вдруг, сглотнув, пояснил: — Наверное — долго… И совершенно точно — счастливо. И умерли в один день под артобстрелом нашего района.
Слова прозвучали совершенно обыденно. Словно Спец сообщил, что его родители погостить уехали. Раста даже не сразу поняла, что именно он сказал. А когда поняла — замерла удивлённо, стараясь за удивлением спрятаться от боли и жалости: Спец никогда не говорил о своём прошлом.
— И много у тебя родственников осталось?
— Так, немного. Я не знаю, — отвернулся Спец, в голосе которого проступала явственная досада, что он вообще так разоткровенничался. — Их поди разыщи.
Каша открыл было рот, чтобы ещё что-то спросить, но Раста поняла, что достаточно: ещё чуть-чуть, и Спец замолчит намертво, — и бесцеремонно шлёпнула Кашу по руке. Спец даже не заметил этого, уставившись на циферблат своих часов. Девочке показалось, что друг где-то далеко-далеко в своих мыслях.
— Но ты хотя бы ненадолго? — спросила она, натягивая своё пальто под подбородок, как одеяло.
— Без понятия. Недели на две. У опекуна командировка, вот и берёт с собой, — пожал плечами Спец, отрывая, наконец, взгляд от часов. — А то куда я?
— Жа-алко, — огорчённо протянула Расточка и пояснила: — Я хотела с вами гулять побольше — так тепло ведь будет…
— Нагуляемся ещё, — вступил в разговор Каша, видя, что Спец не торопится отвечать. Тут, прерывая неуютную заминку, прозвенел звонок, и холл быстро наполнился школьниками, часть из которых устремилась к трём друзьям.
— Надо было сваливать раньше, — резюмировал Каша, пока Раста в сотый раз отвечала, что рука почти не болит, домой она пойдёт, а Каша со Спецом — с нею, а Виктор Львович отпустил. Вопросы задавали в различных вариациях и комбинациях, но суть была на редкость скучно-одинакова.
— За чем же дело стало? Свалили сейчас, — сделал встречное предложение Спец, оживая обратно. Вернулся из своих мыслей в грешный мир и попытался здесь задержаться, ухватившись за разговор.
Но когда они вышли из школы, до дома Расты им показалось идти так неимоверно долго и скучно, что девочка сама первая предложила:
— А пойдёмте к прудам!
Оба друга, убедившись, что с Расточкой почти всё в порядке, охотно поддержали идею и немедленно свернули в извилистый и грязный по весне гаражный лабиринт, чтобы срезать дорогу. До прудов шли молча, изредка обмениваясь двумя-тремя короткими фразами ни о чём, но на месте, когда они стояли на берегу заросшего по отмели камышом и рогозом водоёма и подставляли лица ветру, их словно прорвало. Говорили обо всём сразу: о школе и о прогнозе погоды, о проходящих людях, о братьях Расточки, о планах на лето. Ветер принёс редкий в городе, почти не ощутимый запах свободы. Свобода переполняла всех троих и проливалась через край — на проходящих мимо людей, на сухой камыш, в котором шелестел ветер, на идущую крупной рябью воду… Это было само существо беспечной троицы друзей — свобода. Пусть не навсегда, пусть всего на пару минут — потом они вернутся в обычную жизнь, но всё же, всё же…